Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг - Мию Логинова Страница 24

Я заворачиваю за ворота и буквально сталкиваюсь с Максом нос к носу, он придерживает меня за локти, и мы синхронно отключаем телефоны. На его лице победоносная улыбка.

Перевожу растерянный взгляд на машину, что стоит спереди нашей. Больше у ворот академии ни души. Значит, изначально он знал, что я еду домой с Эйданом, звонил, чтобы проверить, поймать на вранье?

– Так что, птичка, поужинаешь со мной?

12.2

Не успеваю даже пикнуть, едва уловимое жужжание опускающегося стекла отвлекает на себя внимание. Роберт выскакивает, открывая мне дверь с другой стороны машины:

– Мисс Гревье, прошу, – тихо приглашает он.

– Долго ты ещё будешь трепаться? – даже не повернув голову в нашу сторону, цедит Эйдан.

Хочется послать его и всё время устраивающего проверки Макса. Первое испытание прошла… Как же. Да ты меня испытываешь и играешь, как кот с мышью, почти ежеминутно!

– Люка, – зовёт Макс. – Может, в моей компании дорога будет приятнее?

– Спасибо, но нет.

– А ужин?

– Хорошо, в воскресенье. – Дожал-таки.

– Я позвоню тебе. Договоримся, когда заехать.

Молча киваю, обходя автомобиль. Когда трогаемся с места, разворачиваюсь к окну, уже привычно вжимаясь в дверцу, максимально удерживаю между нами расстояние. Мне настолько некомфортно рядом со сводным, что я зависаю недвижимой статуей всю дорогу и отмираю только тогда, когда Роберт паркуется у дома.

– Мистер Мортимер, мисс Гревье, приехали.

– Благодарю.

– Спасибо, – отвечаем одновременно.

Нам навстречу выходит Надин.

– Добро пожаловать, с приездом, – здоровается она, тепло улыбаясь. Пока мы спешим к дому, продолжает вещать о том, что нам предстоит сделать: – Ваши домашние вещи уже готовы, обед будет через час.

– А мама не дома? – Немного странно, что она не вышла встретить. Обычно мы настолько не расставались.

Эйдан хмыкает.

– О, Люка, прости, они сегодня улетели в Китай. Решили совместить приятное с полезным. У мистера Мортимера там какая-то важная сделка, а потом почти свободный уик-энд… Сейчас они не могут выйти на связь, но сделают это, как только приземлятся.

– Вот как…

Меня топит обидой. На мир, на Малхэм Мур, на Мэддока и маму, на Эйдана с Максом. Как будто все сговорились и восстали против меня. И пусть бы остальные, но мама… Да-а, она предупреждала, что может первые мои выходные дома (если бы эту громадину я вообще могла бы ощущать домом!), возможно, проведу одна.

– С тобой будет Эйдан, милая. – Голос мамы мягок, и она точно уверена, что сын Мэддока не может быть исчадием ада! – Он воспитанный молодой человек.

– А их перепалка на ужине?

– Мальчику несладко, Люка. Он потерял мать, а тут я как снег на голову.

– Уже пять лет прошло, – бурчу, ему в обвинение.

– Каждый горюет столько, сколько требуется.

– Но я не хочу проводить с ним выходные! Уверена, это у нас взаимно.

– Никто не просит тебя ходить за ним хвостом. Просто, – мама вздыхает, – если всё же сделка состоится и мы уедем, спустись к ужину, дочь. Это важно. Эйдан и так вряд ли нормально отреагирует на то, что отец нарушил их традицию, ты у меня чуткая девочка, поддержи его.

– Что за дурацкая идея! С этим переодеванием, как будто к нам сама королева в гости заглянет, показательным громыханием вилками…

– Так надо. – В голосе мамы вселенская печаль.

– Из-за его матери? Как ты с этим миришься? Другая женщина завела традицию, женщина, которой уже нет, а мы, как дрессированные котики, исполняем!

– Попробуй встать на его место. Я знаю, что ты сможешь и поймёшь. Пообещай, – мягко выпрашивает она.

– Ла-адно…

– И на меня, пожалуйста, не дуйся. Мне очень жаль, что первые твои выходные проведём не вместе. Но скажи мне, всё хорошо? Никто не обижает?

Конечно же, я не сказала ей ничего. Зачем портить нервы человеку, который уже в пути и ничего на расстоянии сделать не сможет.

12.3

– Люка, – Надин, с моего разрешения вновь хозяйничает в шкафу, подбирая мне комплект на вечер, – возможно, я лезу не в своё дело, но так уж вышло, что я в этой семье очень долго, и хочу попросить…

– Быть с Эйданом терпимее, когда он будет щедро поливать меня ядом?

– Ты ему не няня, не гувернантка, не родная сестра. – Она выносит более неформальный аутфит, не такой вычурный и взрослый, что ли. Развешивает на стоящем в углу манекене, чтобы одежда не измялась. – Но я знаю Дана с детства, и то, что произошло с его матерью…

– Мой отец тоже умер, Надин. Я знаю, что такое горе.

– Не всё так просто, девочка. – Она горько вздыхает. – Я вижу в тебе свет, ты не такая, – поджимает губы, видимо, поняв, что говорит лишнее, и мне уже кажется, что больше я ничего не услышу, но она продолжает, – я верю в то, что ты можешь ему помочь, Люка.

– Я?! – Хмыкаю, не очень культурно, возможно, показательно даже. – Если бы вы сказали это неделю назад, Надин, я истово поверила бы, что Эйдану необходима моя помощь, попыталась быть мягче, терпимее, внимательнее и вот это вот всё. Но после недели в Адской академии, где он возомнил себя главным чёртом… – Качаю головой.

– Понимаю… – Она вновь закрывается. – Но столетние традиции и заведённый порядок вещей не так-то просто сломить, Люка. Многие пытались, поверь.

– Пытались? – эхом переспрашиваю я.

– В каждом поколении есть тот, кто пытался. Но дети растут, выпускаются, уходят ворочать миллионами, заключать династические браки. Кристалл должен сиять в груди, и он должен быть синим, Люка.

– В семьях президентов и многих политиков есть дети с красными и даже зелёными кристаллами, – не соглашаюсь я.

– С этой оплошностью справляются связи. Родовые, столетние и нерушимые.

– Отвратительный мир.

– Каков есть. – Она качает головой. – Но у каждого из нас есть возможность создать в нём своё безопасное место, найти человека, с которым ты – это ты. Не стоит показывать свою душу всем. Я прожила достаточно, чтобы понять: хватает одного-единственного человека, родственную душу, чтобы стоять против всего мира, который, увы, не изменить. Можно найти и поддерживать свет друг в друге, дарить тепло, заботу и любовь. Это очень много на самом деле, Люка. Пожалуй, самое большое богатство, что может быть у человека.

Молчу, переваривая всё, что она сказала. Воинственный запал и “план соблазнения, которого нет” тускнеет, теряясь в словах, гаснет в доводах Надин и уже не