Грим - Анастасия Худякова Страница 18

– Не потеряйте. Как только выйдете на конечной остановке, садитесь в такси и скажите водителю адрес.

– Но… – Старик вскинул голову и странно посмотрел на Романа, как будто тот слепой.

– Вот, возьмите. – Роман протянул ему несколько банкнот, не дослушав. – Этого вам хватит, чтобы добраться до дочери и купить обед, когда сойдете с автобуса.

– Но… Сынок, что же ты…

Старик испуганно спрятал руки в карманы и повнимательнее вгляделся в Романа, который изучал его спокойным взглядом без тени надменности или иронии. Отсутствовала в этом взгляде и жалось, но, в отличие от других таких, которые старик видел везде и всегда, в нем не было и презрения. Мужчина в изношенной куртке смотрел на Романа как на чудо, которое можно было лишь воображать, но не надеяться встретить в реальном мире.

– Возьмите. Я не приму отказа не потому, что мне не позволяет гордость, но потому, что вам эти деньги принесут куда больше пользы, чем мне. Это благородные деньги, заработанные честным трудом, и цель у них тоже должна быть благая. Это не жертва – она для меня неприемлема. Таково мое решение, мое вложение в ваше с дочерью будущее. Берите. И когда приедете, скажите ей, что она хороший человек.

Мужчина долго молчал. А когда наконец решился на ответ, в тихом голосе звучали неприкрытое удивление и благодарность.

– Не за этим я подошел, сынок… Но ты сделал мне самый ценный подарок за всю жизнь.

– Уверен, впереди вас ждут подарки куда значительнее, чем триста крон.

– Не о них речь, сынок.

– О чем же?

– Зло бессильно. В конце концов, оно всегда остается не у дел.

Роман молча посмотрел на старика и ногой ощутил в сумке рукоятку ножа. Телефон в кармане снова завибрировал. Роман не сразу полез за ним, а когда достал, чтобы отключить его совсем, вдруг замер, увидев на экране имя не матери, а Теодоры.

– Привет, – ровно сказал Роман в трубку.

– Я нахожусь на месте преступления, мне очень нужна консультация. Ситуация такая…

Ее голос звучал непривычно: резче, даже злее. Роману это понравилось.

– В такой ситуации, боюсь, что нет, Теодора. Он безусловно имеет право на медицинскую помощь любого характера, но его обязаны поместить под стражу, – сказал он, глядя в окно, где темнела зеленая даже зимой трава, набегала на дорогу неуемными изумрудными волнами.

– Ясно.

– Где ты сейчас? У тебя там как-то шумно.

Роман взглянул на свое слабое отражение в стекле с некоторым удивлением: ему не хотелось прекращать разговор так скоро, хоть его остановка была уже совсем близко.

– Боюсь, мне пора, – бросила Теодора куда-то мимо трубки. – Спасибо за консультацию. Еще поговорим об этом позже.

– Конечно. Будь осторожна.

Он нажал на отбой прежде, чем сказал бы что-нибудь еще, и вдруг задумался. Роман представил ее одну, уязвимую и покинутую. По его собственным законам, личные чувства должны были подчиняться строгой рациональности и порядку. И никто из его окружения не соответствовал этому больше, чем Теодора. Он взглянул на кнопку повторного вызова. Автобус начал тормозить. Опустив телефон в карман, Роман подхватил сумку и поднялся, оглянувшись на своего случайного соседа.

– Удачи! Надеюсь, вы найдете то, что ищете.

Пока автобус не двинулся дальше, уползая в темнеющий день, старик провожал Романа влажными глазами. В одном кулаке в кармане он сжимал потертую квитанцию с адресом на обратной стороне, в другом – новые банкноты, только сегодня вышедшие из банкомата.

Роман не стал дожидаться полной темноты. Последний автобус в город уходил в одиннадцать, ему нужно было успеть. В доме горел свет, но лишь в одной комнате на втором этаже. Роман бесшумно поднялся по ступеням до середины каменной лестницы, когда что-то заставило его остановиться. Он обернулся.

На другой стороне дороги, выделяясь на мертвенно-бледном полотне тумана как клякса разлитых на бумаге чернил, стоял огромный черный пес, расставив все четыре мощные лапы так, будто испытывал небывалую гордость или жгучий интерес. Такая поза соответствовала бы титулованному гордецу, но не собаке. Пес смотрел прямо в лицо Роману, не двигаясь и не моргая, и взгляд поразил его еще сильнее, чем весь облик животного и стойка. Смутно знакомое чувство зашевелилось, нехотя, будто спросонья. Роман очень скоро опознал его. Это был иррациональный страх. Точнее, мотив, может, и был, но он не мог его разглядеть, словно за плотной пеленой дыма, и потому страх только усиливался, пользуясь временной слепотой жертвы. То же самое он почувствовал тогда, во сне, таком странном и жутком.

Роман спустился со ступеней. Пес не пошевелился, но продолжал прямо смотреть на него. Роман опустился на корточки и протянул руку в перчатке. Их разделяла полоса дороги, но Роману казалось, что пес прямо здесь, у кончиков обтянутых тканью пальцев. Время шло, он должен был торопиться. Судя по всему, пес не собирался двигаться с места. Роман поднялся и у самой двери еще раз обернулся: тот никуда не делся и все так же смотрел на него, прямо в глаза, как будто вел с ним осмысленный диалог, который Роман пока просто не мог понять, ибо язык этот был ему еще не знаком.

Роман проник в дом, бесшумно вскрыв замок, прокрался по лестнице, без особого интереса оглядываясь вокруг на то, что мог разглядеть. Это был обычный богатый, бездушный дом. Если жилище может отражать характер его обитателей, то это полностью соответствовало своему владельцу. Свет из спальни наверху попадал в коридор, на темный паркет и толстую ковровую дорожку. У двери Роман замер, поколебавшись. Стоит ли вначале образумить его, объяснить, преподать последний урок? Обычно Роман так и поступал. Но Тронто Левис был третьим после родителей, с кем Роман предпочел бы не говорить вовсе, любой ценой. Ему пришлось уговаривать себя даже теперь.

– Добрый вечер, учитель! Знаю, помешал. Уж простите. Учителя не слишком заботились о присвоении мне хороших манер. Их как-то больше интересовали мои туповатые одноклассники.

В комнате горела люстра, которая бросала резкий свет на бледное лицо Левиса. От испуга он подпрыгнул и схватился за грудь.

– Кто вы такой? – вскричал он. Голос его подвел и прозвучал куда выше обычного. – Что?.. Какого черта вам здесь нужно? Я немедленно вызываю полицию!

– Ну-ну, учитель. Мы ведь с вами не чужие люди.

Левис вгляделся в человека в дверном проеме, все так же хватаясь за грудь. Его черты вдруг как будто пошли волнами то ли от гнева, то ли от удивления.

– Ареклетт? – задохнулся