Питерские монстры - Вера Сорока Страница 17

Старуха со все еще красным ртом падает на землю. Павлик снова дышит.

– Аманита Палудоса, – говорит пача, – ты мертвая отныне и навсегда!

Старуха с головой в руках падает на землю.

Девочка понимает, что она следующая, и бежит в дом.

– Аманита Цитрина, ты мертвая отныне и навсегда!

Девочка падает на старух.

Старый засаленный пояс становится просто поясом, бант – просто грязным бантом.

Павлик кладет руку на филина и чувствует, как его птичье сердце снова бьется.

Пача по-детски прикрывает рот ладонью.

– У меня получилось! Значит, я настоящий писатель?

Макс собирается ответить, но звериным чутьем замечает движение. Он хочет, чтобы это были котята-призраки, но котята уже убежали – это старуха снова подтягивает к себе отрубленную голову.

– Грибница, – хрипит Павлик и показывает на дом. – Надо сжечь грибницу.

Шанижа появился ближе к рассвету. Алиса посмотрела на него через плечо.

– Крайне любопытная вещица, – сказал шанижа. – Очень хорошая. И красивая.

– Но вы не знаете, для чего она? – уже догадалась Алиса.

– Не имею ни малейшего представления.

Алиса закурила.

– Позвольте и мне?

– Последняя.

– Разделим? Вы не брезгливы?

– Ничуть. – Алиса затянулась и передала сигарету за спину.

– Тайны – это не всегда плохо. Пусть эта тайна придает вашему дому шарм. Как хороший фарфор и деревянные полы.

– Мне казалось, эта тайна из тех, которые хотят перестать быть тайнами. К тому же эта тайна слишком объемная – места в гостиной наверняка уже не осталось. – Алиса осторожно взяла укоротившуюся сигарету.

Шанижа попробовал теплый стеклянный шар на зуб.

– Довольно твердо, могу использовать для строительства некоторых мостов. Станете моим поставщиком.

– Идет, – сказала Алиса, и они странновато, задом наперед, пожали руки. – Скажите, вам не мешает, что никто не может посмотреть прямо на вас?

– А вам не мешает постоянно чувствовать дождь?

Алиса усмехнулась.

– Мне даже нравится, – сказал шанижа, – я точно знаю, что собеседник сосредоточен на разговоре со мной. Иначе зачем этот разговор, верно?

– Верно, – ответила Алиса, почему-то волнуясь еще больше.

– Макс, – говорит пача.

Но ничего не происходит.

– Не работает, – огорчается он. – Почему не работает?

Максим догадывается, но вслух не говорит. Да и не может.

Все вместе стаскивают сестер в дом. Пача плетет из бороды веревку.

– Надо бы привязать, а то разбегутся, – поясняет он. – Из моей бороды самые крепкие веревки – это факт.

Павлик привязывает старуху со все еще красным ртом к столу, вросшему ногами в пол. Максу кажется, что дом волнуется, чувствуя неладное. Филин привязывает девочку, которая уже начинает оживать. Пача привязывает тело подальше от головы с бубенцами.

Павлик достает из куртки спички.

«Всегда носи с собой огонь», – говорила Маргарита.

«Метафизически? Как Данко?»

«Лучше физически, как Прометей. Хотя оба кончили так себе», – сказала тогда Маргарита и дала Павлику спички.

Павлик поджигает спичку и бросает в дом. Потом еще и еще. Филин расправляет огромные крылья и машет ими, чтобы пламя наконец разгорелось. Он машет и матерится.

И неизвестно от чего – от ругани или взмахов, но охотничий дом горит все сильнее.

Горит и горит.

И горел.

И догорает.

Павлик, Макс, пача и филин стояли и любовались огнем. К ним присоединились мертвая кошка с котятами, и призрачная лошадь, и даже неизвестно откуда взявшаяся улитка.

– Хорошо горит, – сказал пача.

Макс подумал, что пача еще научится правильно молчать в конце.

– Я развею пепел, – пообещал филин.

– А я закопаю пепелище, – сказал пача.

– А я скрою это место навсегда, – сказал бы туман, если бы мог говорить.

– А мы поедем, наверное, – начал Павлик и покосился на волка. – Электрички уже ходят.

– Ты знаешь… – начал Макс неудобной пастью.

– Да погоди ты. – Филин отодвинул Макса за спину. – Зайчиш, ты пойми, любому писателю иногда нужно побыть волком. Это нормально. Пусть развеется.

– Я присмотрю, – пообещал пача.

Макс был таким убедительным волком, что Павлик почти согласился.

– Ты уверен? – спросил он. – Но что я скажу Алисе?

– Что я немножечко погуляю и вернусь, – с трудом говорит Макс. – Через неделю. Я нашел хорошую крышу, посмотрим с нее закат, а потом полнолуние. Оно как раз через неделю, я чувствую.

Павлик погладил Макса по лобастой башке.

– Буду ждать твоего возвращения.

Пача, филин и волк проводили Павлика на электричку. Павлик помахал им и пошел по ходу поезда назад. Сел в вагоне рядом с собой маленьким. Таким маленьким, который еще не знает, что его лучшим другом будет волк. Пусть и всего на неделю.

Алиса так вымоталась за эту ночь, что не было сил идти домой. И метро еще было закрыто. Она зашла в дом, где жил магазин неизданных книг, села на ступеньку и принялась ждать Павлика.

Алиса закрыла глаза и уже начала видеть бессвязные, но очень логичные образы. Рука разжалась, и из нее выпал теплый гладкий шарик. Запрыгал по ступенькам, врезался в стену и врос в нее.

– Откуда у тебя это?

Алиса открыла глаза, не до конца понимая, что есть сон, а что – сон, но в меньшей степени.

– Откуда у тебя это? – повторил дом.

Алиса достала еще один гладкий шар.

– А что это?

– Дыхание дома. Его короткий выдох.

Алиса встала от волнения.

– Это его дыхание? Но почему оно стало вещественным?

– Потому что твой дом заболел, – ответил дом.

– И как мне его лечить?

– Примерно как и людей – заделай дыру и почитай ему вслух. Что-то хорошее. Про муми-троллей, например.

– Спасибо, – сказала Алиса. – Я пойду. Пойду его лечить.

– Не затягивай, – гулко сказал дом.

Они втроем сидели на крыше.

– И что, просто дыхание дома?

– Да, – ответила Алиса, которая только что передала тайну.

– А у тебя больше не осталось?

– Не-а.

Макс с Павликом немного расстроились.

– Только по одному для каждого из вас, – улыбнулась Алиса и раздала им еще теплые гладкие шарики.

– Смотри, смотри, садится! – крикнул Павлик.

Солнце садилось медленно и неотвратимо быстро.

– И почему никогда не надоедает? – спросил Макс.

– Потому что мы каждый раз боимся, что оно передумает и мы лишимся ночи? – предположила Алиса.

– Я все никак не могу понять другую штуку. Если ты писатель, то каждое сказанное тобой слово должно действовать на реальность. Попробуй, – сказал Павлик и дал Максу монетку. – Скажи, пусть станет птицей.

И Макс попробовал.

– Будь птицей! – сказал он.

И ничего не произошло – монетка осталась монеткой.

– Не знаю, почему не работает. Некоторые слова получаются весомыми, а некоторые – не важнее тополиного пуха. С рассказами так же.

– Жаль, – сказал Павлик, – прекрасно видя Макса и Алису в темноте. – А как было бы здорово хоть немножечко управлять этим миром, ну потому что…

Павлик говорил, говорил, а Макс думал: «Все-таки хорошо, что мы снова вместе, пусть и немного хочется повыть на луну». А еще Макс думал о лошади. Как она там, в тумане…

* * *

– Анатолий, посветитесь посильнее, пожалуйста, мне плохо видно.

– Дед сказал выключить свет и спать еще два часа назад.

– Хорошо. – Маленький Максим захлопнул книгу, незаметно заложив нужное место. – Если вам не интересно, чем кончилось, будем спать.

– Чисто технически свет мы выключили, – сказал призрак и засветился сильнее.

Маленький Макс открыл книгу и продолжил.

Капарóт

Петух смотрит, как Моше Лейбович отчаянно пытается спать. Час, еще час. И еще половина. Моше быстро нажимает кнопку будильника. Трет глаза. Не смотрит на петуха.

Моше огромен и так сильно некрасив, что это вдруг становится притягательным.

Чуть за полночь Моше неловко достает петуха из клетки и выходит из дома. Петух под мышкой теплый и неудобный – постоянно приходится перехватывать. Красный хохолок лежит на боку, как будто уже пролилась кровь.

Моше кивает двум знакомым, тоже с петухами в руках, и продолжает идти, чуть скользя по неровной иерусалимской плитке.

– Птицу нужно брать в правую руку, – говорит рав Шауль.

– Ребе Шауль, я левша, – говорит Моше, – какой рукой мне крутить петуха?

Рав Шауль делает вид, что не слышит. Рав Давид всегда слышал Моше. При ребе Давиде все делали капарот не с птицами, а с деньгами – трижды крутили их