Гротенберг. Песнь старого города - Александр Деворс Страница 14

На вопрос о проходе за стены основного города болтовня Сиолы не отвечала. Она просто повторяла давно заученные фразы.

Чем больше Сегель её слушал, тем больше хотелось, чтобы она молчала. Только от её слов уже болела голова. Даже Диор не был в своих речах настолько фанатичен. Нет, его вера была... искренней. Настолько, насколько верит в существование чего-то сказочного ребёнок. Это его раздражало, конечно, но не настолько, как заученные слова. Интересно, насколько в душе она действительно верит в то, что говорит? Или здесь тоже замешана магия?

Сегель мало что, в самом деле, знал о магии. Он знал, что связываться с магией всегда опасно, и поэтому даже слабо представлял, что значит магия Ваканта. То, что он вернул руку, за отрубленную им было хорошо. Рука есть рука — из металла или из плоти, — главное, что они обе работали, как нужно. Протезирование в других королевствах ещё было, откровенно говоря, на очень слабом уровне, и больше походило на декорацию.

Его же рука была другой. Она была полной заменой прошлой, и практически ни в чем не уступала (а в чём-то даже превосходила) отрезанную: он легко мог ей отбить лезвие, не боясь повредить металл. Если раньше оставались хотя бы царапины, то сейчас даже они были поглощены новой материей. Ему ещё предстоит разобраться, что же сделал Пустой с его рукой. Как это отразится на нём? Он чувствовал, что рука теперь чем-то отличалась. Чем-то кроме внешнего вида.

Каменные аркбутаны возвышались над ними, подобно вывернутым наружу рёбрам какого-то хтонического существа.

Теперь Вакант дал ему клинок. О его свойствах он знал только то, что вся кровь неизвестным образом тянулась к нему, и поглощалась металлом, словно заостряя его с каждым убийством. Словно смерти закаляли его, и побуждали владельца продолжать кровавые расправы. Только теперь и сам клинок отличался. Не внешне, а на грани ощущения. Сегель это странным образом чувствовал: в них была странная субстанция, которой он пока не знал, как владеть.

Чувствовал он и жжение лёгкое на коже на спине, которое сейчас сходило на «нет». Вероятно, это рана после падения всё ещё о себе напоминает — подумал наёмник.

— Пришли. — Сиола остановилась так резко, что наёмник, погруженный в собственные мысли, едва не столкнулся с ней. Хор, выдавший крещендо, как раз закончил петь, и ему стало ощутимо легче. Музыка его угнетала. — Приготовься к очищению. Хотя бы духовно. Выдержит ли твоя плоть — покажет время. — Краткий вздох. Наёмник хотел бы знать, что происходит в её голове в этот момент.

3.5

Сегель внутренне поморщился. Ну, не станут же они его убивать там, в самом деле? А боль и страх – уже давно перестали быть чем-то, что пережить невозможно.

Храм божеств был высоким зданием. Основные части здания походили на куриную лапу, как если бы на город наступила огромная птица, и оставила свой след. Так, что люди после возвели на этом следе высокий фундамент, поднимая его так, что храм было видно практически из любой части Гротенберга, а после возвели его её выше, словно пытаясь сблизить с небесами. Сводчатые арки венчали проходы у самого здания. Входная дверь высотой в два человека, была железной, и сейчас, открытой. Сегель представлял, как на служение их утром открывали священники и жрицы для прихожан.

Каждый «луч» здания заканчивался башней, где, чем выше, тем меньше окон оставалось в зданиях. Контфорсы у оснований здания, сочетаясь с аркбутанами, всё больше дополняли ассоциацию о сущности, разложенной на скале. Будто бы человеческий торс с раскинутыми по обе стороны руками пригвоздили башнями к поверхности скалы.

Множество стрельчатых окон сейчас светились от огня свечей, и, вероятно, издали Храм Божеств походил на маяк в ночной тьме. В самом тёмном закоулке предместья Гротенберга, который они сейчас покинули, можно было увидеть это здание.

Единственная обитель спокойствия.

Только Сегель чувствовал обратное, вспоминая, что самые густые тени находятся у подсвечника.

Наёмник много раз бывал здесь и подростком, когда сохранял остатки веры в божеств, и просил их вылечить его мать от болезни. Тогда же, примерно, его вера и улетучилась безвозвратно. Сначала он злился, что нет никакого ответа от этих созданий, а потом просто смирился с простой для себя истиной. Сами люди должны находить все средства, чтобы помогать себе. Даже если божества есть, то какой смысл гоняться за призрачными надеждами обратить их взор на себя? Ведь, пока ты ночами молишься Аннориел, ты мог бы работать в таверне, и получать деньги на лекарства, или копить их, чтобы отвести больного человека в другие города, где, по слухам, ещё были лекари-маги, чудотворцы и умнейшие алхимики.

Вся судьба человека больше в его собственных руках.

И теперь он снова здесь. Сегель усмехнулся злой иронии.

Они уже шагали с Сиолой по синему ковру, который заглушал их шаги. Людей здесь было много. Видимо, те, кто хотел спрятаться в такую опасную ночь от тварей, действительно шли сюда. Многие молились. Он слышал слова Песни божествам из уст. Наперебой цитирования стихов. Тогда он вновь задумался, что за ритуал, и где они хотят проводить его? Сегель кивнул своим мыслям. Ну, не будут же они действительно убивать его на глазах стольких людей?

Сегель завёл механическую руку за спину, под остатки рваного плаща, и вновь поднял платок так, чтобы он скрывал его лицо. Верно, тут есть те, кто смогут его узнать даже после стольких лет. Он из-под чёлки, падавшей