Академия Слов - Сенни Роверро Страница 9

Предложение оказаться в тёплом сухом салоне автомобиля было довольно заманчивым, однако к нему прилагался взрослый мужчина и тесное замкнутое пространство, что в моём случае было веской причиной для отказа.

– Не думаю, что это хорошая идея. С меня уже ручьями течёт, сидения вам намочу, – изобразила неловкую улыбку я, пытаясь отказаться от предложения и при этом не обидеть своего кумира, движимого лучшими порывами души.

– Заговорённые, быстро высохнут, – отмахнулся Киров, продолжая улыбаться.

Вот же... Я помялась, пытаясь придумать какую-нибудь отмазку поубедительнее. Заметив это, Александр Владимирович как-то резко посерьёзнел – будто маску с лица снял – и строго заявил:

– Нам нужно поговорить, Солнцева. Причём так, чтобы разговор остался конфиденциальным. Так что прекращайте искать повод для отказа и садитесь в машину. Это в ваших же интересах. Вряд ли в моём автомобиле нас услышат... третие лица.

В душе что-то смёрзлось в ледяной ком, словно мало мне было внешнего холода. Интуиция буквально вопила о том, что разговор мне не понравится. Невольно оглядевшись в поисках путей для отступления, тут же напомнила себе, что сбегать будет по меньшей мере глупо, и со вздохом села на заднее сидение.

Стянув с головы капюшон, который не дал вымокнуть насквозь хотя бы тому вьющемуся мелким бесом ржаному с уклоном в золотистость бедствию на моей голове, которое принято именовать волосами, влила в несколько слов «стандартной формулировки» немного личной силы, чтобы просушить одежду и, взглянув в зеркальце заднего вида, невольно убедилась, что да – зрелище таки жалкое, особенно на фоне нашего «мистера Совершенство». Чёрт, и как ему это удаётся – даже в такую погоду выглядеть идеально?! В прочем, красивым это делать легко, а вот мне всегда приходилось прикладывать массу усилий.

Вообще обычно мою внешность можно было назвать если не красивой, то харизматичной. Ладно, если быть честной, то красивой её нельзя было назвать в принципе. Только харизматичной, и то моими стараниями. Круглое лицо со в меру узким подбородком и ярко, но не слишком, выраженными из-за худобы скулами было усыпано веснушками. Нос выделялся лёгкой наследственной горбинкой. Губы были бледными, зато чётко очерченными и симметричными. Брови густыми, но не слишком пышными, что при моей «маленькости», как это называл дядя, создало бы излишний контраст, а так – просто идеально. Вот с глазами мне совсем не повезло – один из них был чёрным, а другой ярко-зелёным, что давало повод для шуточек про сходство с Воландом из «Мастера и Маргариты», и чтобы преподнести это как изюминку, а не как изъян, нужно было хорошо постараться. Тело угловатым и в какой-то степени тщедушным, но определённые и не слишком-то маленькие, пусть и далеко не большие, формы всё же прослеживались. Ну и венец всего этого безобразия – волосы, характеристику которым я уже давала.

В общем, красавицей я не была от слов «совсем» и «никак». Мне «по праву рождения», если можно так выразиться, было суждено жить гадким утёнком, однако я была не согласна с такой участью. Если правильно «носить» и грамотно подчёркивать такую внешность, на что уходили не малые усилия, то можно было быть хотя бы эффектной, что я считала хорошей заменой красоте. Однако такой дождь при отсутствии зонта был способен смыть любую эффектность и харизму, превратив меня обратно в того гадкого утёнка, коим я по сути и была. И нет, я вовсе не страдаю комплексом неполноценности, просто объективно себя оцениваю. А хотелось бы, чтобы это было просто комплексами, да.

Какое-то время мы ехали молча – Киров лишь уточнил мой адрес. Я разговор не начинала. Одно из базовых правил для слововязов – не начинай беседу первым, если не знаешь её предполагаемой темы. Можно нечаянно наговорить лишнего. А мне сейчас этого нельзя, вдруг всё же не так плохо, как я сейчас боюсь, так что не стоит даже нечаянно выдавать себя раньше времени. Бояться одновременно того, что я оказалась на едине со взрослым мужчиной, и разоблачения, и при этом ничем не выдавать своей нервозности – та ещё задача. Однако когда мне это надо, моё самообладание становится как у профессионального шпиона, а не как у студентки третьего курса.

– У вас ведь тёмный окрас искры, верно, Мирабель? – наконец тихо и как-то слишком буднично спросил Киров, на этот раз даже не исковеркав моё имя на «Мирабелла», как тогда в аудитории.

Я на миг застыла, изображая удивление.

Значит... всё-таки узнал. На меня накатило спасительное равнодушие – жёсткое, бездушное, спокойное. Такое равнодушие Тьма, которая на самом деле не является злой и любит своих детей, дарит нам в минуты настоящей опасности.

Да, моя искра окрашена Тьмой. Как правило искры у пробуждённых нейтральны, но некоторых из нас Тьма и Свет избирают себе. Когда ты обладатель тёмной силы - это не пустой звук. Это очень сильно влияет на твою личность. Ты с большим трудом понимаешь нормы морали, для тебя почти стёрты или очень извращены грани между "хорошо" и "плохо" - ну, это в понимании окружающих, на самом деле ты просто иначе их разделяешь - ты довольно эгоистичен, то, что доставляет тебе удовольствие, зачастую аморально... В общем, ты просто образцовый злодей для какого-нибудь романа.

Раньше тёмным давали шанс. Слышите, как паршиво звучит? «Давали шанс». Как будто у них есть право решать, кому жить, а кому умирать. Тёмным всегда прощалось куда меньше, чем обычным пробуждённым. То, за что обычному пробуждённому давали выговор, нам выписывали штраф, за что им выписывали штраф, нас доводило до тюремного срока, то, что их доводило до тюремного срока нас не редко вело к эшафоту. И это несмотря на то, что официально, по закону, мы были равны в правах со всеми.

И тем не менее нам «давали шанс». Но после Гитлера с Муссолини и того, что они устроили, Министерство Пробуждённых действует на опережение – уничтожает нас, чтобы не рисковать. Да, Гитлер и Муссолини были пробуждёнными, и пробуждёнными огромной силы. Рунник и слововяз. Тёмные. Не верите? Могу привести доказательства: один использовал свастику, в которую превратил славянский символ «коловрат», наизнанку вывернув его значение, и ещё