Хайо, адотворец - Мина Икемото Гош Страница 9

– Короче, он пытается сказать, – встрял Мансаку, – что проклявший Дзуна не оставил пояснительной записки.

Тодомэгава вздернул бровь:

– Примерно.

– И тем самым усложнил тебе задачу «посредничества» между ним и Дзуном? Значит, ты должен был выяснить, кто автор проклятия, а сам Дзун ничего тебе не сказал, потому что, – тут Мансаку жестом изобразил зашитый рот, – не мог?

– Именно! – Тодомэгава ткнул пальцем в сторону Мансаку. – Так что пусть эта гибель послужит вам, смертным, напоминанием, на что способны боги, если перейти им дорогу.

– Так Дзун знал, кто его проклял?

Тодомэгава нахмурился, будто Мансаку задал вопрос с подвохом.

– Про́клятые всегда знают, кто стоит за проклятием, не так ли? Декларация – это формальность. Интуитивно они знают всегда.

– Ну да, – кивнул Мансаку. – Конечно, знают. О чем это я.

Тодомэгава сощурился:

– А как так вышло, что вы оказались здесь именно в момент смерти Макуни? Вы его ждали? Он что-то говорил? Признавайтесь, иначе у меня будут все основания навлечь на вас божественную кару.

– Ничего он не говорил, – ответила Хайо.

– Вообще? И ни намека, кто это сделал? – Тодомэгава уставился на Дзуна так, словно с его иссохших губ вот-вот сорвется имя виновника. – Упертый, несговорчивый идиот. Мог же попытаться дать хоть какую-то подсказку. – Тодомэгава встал, чуть покачиваясь. – Вы идете со мной в Онмёрё давать показания. Ваша эн с Макуни – это не просто дружеская связь. И еще меня беспокоит совпадение, что вы встретили его здесь.

Мансаку отвлекся от лошади:

– И что, мы не можем отказаться?

– А зачем отказываться? Не бойтесь. Пытать вас никто не будет. Чаю попьем.

Буру-тян, безголовая лошадь, вдруг затопала ногами, привлекая внимание собравшихся к ступившей на мост пожилой женщине из театра.

Она подняла мегафон:

– Приветствую вас, божественный господин из Онмёрё. Мой коллега желал бы забрать тело с моста. Будет ли это безопасно? Устроит ли это вас?

– Устроит? Забрать? – Тодомэгава, яростно размахивая руками, заковылял прочь от Хайо и Мансаку. – Дело еще не раскрыто! Что тут может меня «устроить»? Кто он такой, этот ваш «коллега»?

– Мой коллега – родственник умершего, божественный господин. – Дама перехватила взгляд Хайо, и та отчетливо поняла посыл: уходите. – Он имеет полное право на свою просьбу.

Хайо слегка подтолкнула лошадь. Животное стояло на месте неподвижно, сплошь гора мускулов – лишь задняя нога, чуть подогнувшись, расслабленно опиралась на землю краешком копыта. Мансаку засучил рукава.

– Прости, Буру-тян, – произнесла Хайо.

На долю секунды показалось острие Мансаку – лишь отблеском, скорее ощутимым, нежели видимым. Резкий трепещущий холод лезвием тронул ее и полоснул безголовую лошадь – та подпрыгнула, рассыпаясь во все стороны снопом искр, а на ее боку расцвел ярко-красный порез.

Буру-тян бросилась наутек, галопом, прямо в небытие – и исчезла с моста.

Тодомэгава резко обернулся:

– Буру-тян! Что ты сделал с моей лошадью?

– Разделяемся, встречаемся на станции бурадена, – быстро произнес Мансаку, когда Тодомэгава двинулся к ним, дыша дымом и полыхая языками пламени прямо из глаз.

Хайо кивнула:

– Есть.

Они развернулись – и рванули прочь.

– Я сказал СТОЯТЬ НА МЕСТЕ!

Без лошади Тодомэгава бежал медленно и неуклюже. И все же он бежал. Окутавшее его пламя с каждым нервным шагом становилось все яростнее.

На Оногоро не было тупиков. Мосты переходили в тротуары, в парящие арки, в своды и контрфорсы. Хайо и Мансаку мчали вперед. За ними грохотал огонь, заставляя жителей Оногоро, богов и смертных, отскакивать с его пути.

На первой же развилке Мансаку вильнул направо, Хайо – налево. Удалившись на достаточное расстояние, она оглянулась, увидела, как Тодомэгава приостановился, а затем двинулся за Мансаку по правой дорожке. Плохо. Из них двоих не у Хайо было запрещенное оружие, намертво привязанное к духу. Если кого-то и загребут в Онмёрё, то пусть лучше ее, а не Мансаку.

В порыве паники она пристально всмотрелась в пламя жизни Тодомэгавы. Бог споткнулся и остановился, вздернув руку к груди.

Оказалось, что у богов не свеча. Их пламя горело в плошке, полной темного блестящего масла, похожего на синшу. А масло… видимо, это и есть мусуи, капающая в плошку, бесконечно пополняя запас жизненных сил.

Тодомэгава уперся взглядом в Хайо. Она не видела выражения его юного лица, но вполне могла представить испуг. А потом бог повернул обратно к развилке. Он решил преследовать ее. Это хорошо.

Точнее, плохо.

Она нырнула в боковой переулок, когда позади загремел голос Тодомэгавы:

– ВЕРНИСЬ! ТЕБЕ НЕ ПРИЧИНЯТ ВРЕДА!

– О боги, не задался у него денек сегодня! – Хайо бежала без оглядки и не заметила, как из ближайшей хижины вышла фигура, в которую она чуть не врезалась.

– Э-э-э… Простите за рукоприкладство, но… Сюда, быстро.

Чья-то рука обхватила ее, втащила в помещение и бережно, будто Хайо была хрупким ценным предметом, усадила в темный угол. Потом незнакомец закрыл дверь, а сам пригнулся под окном с крестообразной рамой.

Тодомэгава пронесся мимо хижины, пыхая огнем и дымом, оставляя ботинками обугленные следы на покрытии из шинвуда. Хайо, забившись в угол, выждала минуту, потом еще одну, пока ее компаньон не подкрался, шурша, к двери и чуть-чуть приоткрыл ее, чтобы выглянуть наружу. Потом закрыл.

– Ушел.

Хайо выдохнула:

– Он даже не взглянул в нашу сторону.

– Все дело в хижине. Видишь вон там талисман? – Хайо проследила взглядом за его изящным жестом, указывающим на прикрепленную к своду потолка бумажку. – Это защита от богов эн-гири вроде Токи. Такие хижины объединяют людей, собирают их. Ему в этих местах не рады, так что для него они слепая зона.

Эн-гири. Бог, разрывающий связи эн.

– Токи? В смысле, Тодо…

– Нет-нет-нет, молчи! – Ее спутник поспешно поднял руки, прерывая ее. – Не произноси его духовное имя. Скажешь – он сразу тебя почувствует. И найдет. И меня заодно. Называй Сжигателем, если не хочешь привлечь его внимание.

Хайо подняла брови:

– Ты тоже от него прячешься?

– Я не прячусь, – осторожно произнес человек. – Я немножко отдыхаю от его присутствия.

И тут до Хайо дошло. Она вдруг осознала, что сидит в какой-то непонятной хижине с незнакомцем, который избегает встречи с проклятологом из Онмёрё.

Незнакомец был покрыт копной черных волос и едва доставал ей до пояса.

А, нет. Он всего лишь стоял на четвереньках. Просто волосы были такими густыми и длинными, что полностью закрывали и лицо, и руки, и туловище. Блеснули очки. На нее взглянули умные темные глаза. Незнакомец снова заговорил:

– Я бы хотел, э-э-э, извиниться. За Сжигателя. Мы знакомы. В некотором роде. Не знаю, что именно ты натворила, но вряд ли проступок стоил того, чтобы гоняться за тобой в таком виде. Кажется, он сегодня излишне впечатлителен.

– Откуда ты знаешь, что я не дала ему повода вот так меня преследовать? – с искренним любопытством спросила Хайо.

– Я стараюсь думать о людях хорошо. Если речь не идет о Сжигателе – в его случае могу сказать, что ему есть над чем работать. – Его голос был мягким, таким, какие бывают уголки зачитанных книг, и звучал немного чопорно. – Полагаю, раз он отправился на поиски в другое место, ты можешь уходить.

Предложение разумное, но что-то в его тоне насторожило Хайо.

– Ты меня выпроваживаешь?

Очки сверкнули, копна волос кивнула.

– В последнее время люди не остаются со мной надолго – и это даже хорошо, это в их интересах. Но спасибо за компанию. Я истосковался по дружеским беседам.

Одиночество окутывало его, как перья, как мантия, но если это шанс Хайо уйти – стоило бы им воспользоваться. Она поклонилась:

– Благодарю за помощь.

– Всегда пожалуйста.

Хайо открыла дверь, выглянула на улицу, и тут грянул гром.

Пять

荒雨

Боги эн-мусуби. Соединители судеб. Они кажутся славными, до тех пор пока не свяжут