Нона из Девятого дома - Тэмсин Мьюир Страница 62

Они были счастливы, глядя, как уходят Чести и остальные, не напуганы и не обеспокоены. Красавчик Руби ушел с Утророжденным, одной рукой привычно обнимая его за шею и тихо разговаривая. Дверь больше не запиралась, поэтому Нона и Табаско подперли ее стулом, и Нона взяла Табаско за руку, поднимаясь по лестнице.

– Хорошо, что пришел Утророжденный.

– Мы можем не увидеть его какое-то время, – сказала Табаско, – Эдем идет сквозь людей, как сквозь воду.

Это испортило всю радость Ноне.

– Ты же не думаешь, что он умрет.

– Нет. Я думаю, что нам придется подождать, пока умрут его отцы, – философски сказала Табаско, – он придет к нам, только когда большинство из них будет мертво. Тогда мы сможем его забрать. Его отцы – обуза.

18

Когда они вернулись в класс, Камилла уже вылезла из своего угла и приносила пользу, отключая электрооборудование и складывая стулья. Ангел писала что-то на доске.

– Я провожу инвентаризацию, – ответила она на вопрос Ноны, – если нас будут грабить, не хочу, чтобы они разгромили все детские вещи, пытаясь найти что-то ценное. Табаско, можешь выйти в коридор и выключить генератор? Я знаю, ты умеешь, но не забудь потом слить жидкость.

Нона пошла за Табаско, очень заинтересовавшись процессом, но Ангел попросила ее подождать.

В руке у нее был листок бумаги. Когда Табаско закрыла за собой дверь в класс, Нона и Камилла подошли. И вдруг Камилла поступила очень странно: она споткнулась. Зацепилась за завернувшийся край ковра и чуть не упала на Ангела, обхватив ее руками за бедра. Она с трудом выпрямилась и проговорила:

– Прости, пожалуйста, – глядя в сторону, в окно, как будто смутилась. Потом повернулась обратно и стала выглядеть более привычно. Теперь Камилла стояла так изящно, как будто не спотыкалась никогда в жизни.

– Один из этих дней, да? – спросила Ангел.

– Да, – сказала Камилла.

Ангел возилась с листком бумаги.

– Я могу задать Ноне вопрос?

– Она не обязана отвечать, – тут же сказала Камилла.

– Конечно нет, – согласилась Ангел.

Нона, которая полагала, что вполне может говорить сама за себя, сказала:

– Я попробую, но если ты хочешь проверить меня на карте, я не думаю, что у меня получится. Я хочу взять ее домой и изучить там.

Ангел показала ей листок бумаги. Это снова был ее рисунок. Возможно, Ангелу он просто понравился. Нона была готова проявить великодушие, если Ангел захочет оставить его себе. Она думала, что сможет нарисовать это снова, если захочет, ведь она даже не старалась.

– Как ты это нарисовала?

Этот вопрос так смутил Нону, что она сначала не поняла, что ответить. Ангел положила перед ней лист бумаги – она узнала каракули, которые рисовала, думая совершенно о другом, как раз перед тем, как они с Табаско сбежали смотреть трансляцию, и ответила, смертельно озадаченная:

– Руками?

– Ты где-то его видела на картинке? – резко спросила Ангел.

Нона посмотрела на нарисованное ею животное и подумала, что поняла вопрос.

– Нет, сама придумала. Оно работает, честно. Видишь эти штуки? Это уши, – сказала она почти тем же тоном, каким объясняла бы картинку Кевину, – тут вот нос, но я его не рисовала, а это рот. Когда он родился, он жил в реке, но потом стало холодно, поэтому ему пришлось стать большим. Я знаю, что ноги не могут вращаться, но ты ведь не думаешь, что это глупо?

Она посмотрела на Камиллу и Ангела.

– Что-то не так?

Ангел посмотрела на Камиллу, а не на Нону.

– Я уже видела изображения этого животного, – медленно и осторожно сказала Ангел, – потому что брала специальный курс в университете. В молодости я ходила в специальную зоологическую школу на Миро и посещала целую кучу лекций по археологии. Я была активисткой. Политической. И там я видела картинку.

– Ну ладно, – сказала Нона.

Камилла сказала, глядя на рисунок:

– По-моему, раньше я такого не видела.

– Вряд ли, – согласилась Ангел, – это зверь из колыбели.

– Где-то я слышала эту фразу, – сказала Камилла.

– А ты? – спросила Ангел.

Нона не знала, что сказать. Ангел и Камилла, кажется, тоже, и все они на мгновение замерли, пока Нона скрипела мозгами. Камилла сняла темные очки, аккуратно сложила их и положила в нагрудный карман. Тихо спросила:

– Могу я задать вопрос?

Нона взглянула на лицо Камиллы, просто чтобы убедиться в своей правоте.

– Давай, – сказала Ангел, улыбаясь, хотя в ее глазах не было и следа улыбки.

– На Лемурии или где-то еще, – спросил Паламед, – тебе когда-нибудь делали операцию или ты получала иную медицинскую помощь от Девяти домов? Даже если ты этого не помнишь. Тебе не ставили импланты? Ты говорила, что общалась с археологами. Это были ученые Домов? Ты встречала каких-либо некромантов, которые проводили над тобой манипуляции?

Нона была так потрясена, что забыла, как дышать. Паламед нарушил не одно правило, он нарушил их около пятидесяти. Выражение лица Ангела вернуло ее к реальной жизни: оно стало таким ужасным, что Ноне было больно смотреть. Морщинки в углах глаз и рта застыли. Она внезапно стала старше и измученней – вместо «маленькой и бодрой» ее теперь стоило называть «маленькой и увядшей».

Паламед был вынужден мягко сказать:

– Я не хочу причинять тебе вред.

И тут у его ног раздалось странное пронзительное жужжание. Лапша поднялась из корзинки, вздыбила шерсть на боках, как будто ее ударили током, и зарычала. Нона никогда раньше не слышала рычания Лапши. Она разразилась лаем и обнажила острые желтые зубы.

Ангел очнулась.

– Чертова псина. Отведу ее на кухню и дам игрушку. – Она за ошейник потащила Лапшу в кухню, взяв с собой свой большой черный рюкзак. Через несколько секунд она вернулась, все еще серая и изможденная, но куда более решительная и, кажется, успокоившаяся. Под веснушками кожа казалась серой, а губы сжались в тонкую напряженную линию, но она уже вытянулась во весь свой не слишком впечатляющий рост и встала перед Паламедом, как будто ничего не боялась. Нона по-прежнему различала ужас в движениях ее губ, рук и ног.

В этот момент свет наконец погас. Нона подумала, что Табаско закончила возиться с генератором. Комната погрузилась в жаркую черную тьму. Ангел подошла к окну и беззаботно раздвинула плотные шторы и жалюзи, так что синий свет растекся по полу, вернулась к учительскому столу и села на него.

– Нона, не хочешь посидеть с Лапшой? – Та слышно скулила за дверью. – Она в твоем присутствии сразу успокаивается.

Нона заколебалась, но ее не допустили до слишком многих разговоров,