Украденный наследник - Холли Блэк Страница 57

– Говорят, Цитадель очень красива, – произносит Оук. – Это правда, Рэн?

Когда свет проходит сквозь лед, то по холодным коридорам замка пляшут радуги. Стены почти прозрачные, словно все это место – одно большое затуманенное окно. Попав туда впервые, я подумала: это все равно что жить внутри сверкающего алмаза.

– Ничуть, – отвечаю я. – Уродливое место.

Мои слова удивляют Тирнана. И я понимаю почему: если он выкрал у леди Ноури Гиацинта, то прекрасно знает, как выглядит Цитадель.

Но когда я думаю о ней, то в моей памяти всплывают страшные картины. Леди Ноури обожала делать так, чтобы люди предавали самих себя, и достигла совершенства в этом искусстве. Она вынуждала просителей и пленников жертвовать тем, что было им дорого. Разбивать свои инструменты. Ломать себе пальцы. Сворачивать шеи тем, кого они любили больше всего на свете.

Все, что попадало в Цитадель, было обречено, но первой всегда умирала надежда.

«Смейся, дитя!» – приказала мне леди Ноури незадолго до нашего похода на Эльфхейм. Не помню, над чем именно я должна была смеяться, но не сомневаюсь, что это было нечто ужасное.

Однако к тому времени я так глубоко погрузилась в себя, что леди Ноури не была уверена, расслышала ли я ее. Она дала мне пощечину, а я впилась в ее руку зубами, прокусив кожу. Мне кажется, именно тогда я впервые заметила на ее лице страх.

Я должна вернуться туда. В этот стылый дворец, где уже ничто не сможет меня достать. Где я буду способна на все.

– Для начала, – говорит Оук, – давайте сосредоточимся на том, чтобы добраться до Сырого рынка. Даже если мы встретим кусты крестовника, думаю, рисковать не стоит. Дальше пойдем пешком.

– Я отправлюсь первым, – вызывается Тирнан. – Попытаюсь достать нам лодку. А вы идите другим путем, чтобы запутать следы.

Где-то в одежде Тирнана – или в его сумке – хранятся пряди моих волос. Но даже если мне удастся их отыскать, это еще не гарантирует мне безопасность. Что, если к мантии, которую Оук накидывал мне на плечи, прилип еще один волосок? Или, быть может, принц сохранил парочку, когда причесывал меня перед пиром у Королевы Аннет?

Я перевожу взгляд на сумку принца. Мне не придется беспокоиться о волосах, если с ними ничего нельзя будет сделать. Если мне удастся выкрасть уздечку и сбежать, то я смогу надеть ее на леди Ноури, когда доберусь до Цитадели.

Оук сидит у огня, напевая себе под нос. До меня доносятся лишь обрывки: что-то про маятник и ткань, которая начинает изнашиваться. Отблески огня пляшут на его волосах, из-за чего они кажутся сейчас темно-золотыми. Полутень делает его черты заостренными и жесткими.

Такая красота, как у него, вызывает у людей желание что-нибудь разбить.

Ночью, когда они будут спать, я украду уздечку. Оук вроде бы упоминал автовокзал, который был открыт, несмотря на поздний час? Я отправлюсь прямо туда и начну свой путь, будто я простая смертная. У меня есть телефон. Я воспользуюсь им и предупрежу свою не-семью о нависшей над ними опасности.

Пока я обдумываю план, Оук рассказывает Тирнану о знакомой русалке с волосами цвета лунной дорожки на воде. Он думает, что если ему удастся с ней поговорить, то она объяснит ему, что сейчас происходит в Подводном королевстве.

Наконец, я сворачиваюсь клубочком на своем одеяле и наблюдаю, как Тирнан прикрывает навес брезентом, который принес Оук. Потом рыцарь залезает на дерево и устраивается среди его веток, словно в колыбели.

– Я буду первым нести караул, – неохотно вызывается он.

– Тич способен пару часов последить за нашем лагерем, – говорит Оук, кивком головы указывая на сидящего на дереве хоба с лицом совы. Тот кивает, поворачивая голову под неестественным градусом.

Я пытаюсь справиться с подступающей паникой. Конечно, улизнуть от Тича будет легче, чем от Тирнана, но я не рассчитывала, что кто-то вообще останется охранять лагерь. Я задумываюсь, какие еще важные детали могла упустить. Сколько еще глупых ошибок мне предстоит совершить?

Оук заворачивается в непросохшую мантию. Смотрит на меня так, будто хочет что-то сказать, но я отвожу взгляд, и он укладывается спать. Я этому рада. Я скрываю свои чувства хуже, чем мне бы хотелось.

Принимаюсь считать звезды, продвигаясь с востока на запад. Это непросто, поскольку я иногда сбиваюсь, и приходится начинать заново. Но зато я могу хоть как-то убить время.

Потом закрываю глаза и начинаю считать до тысячи.

Дойдя до девятисот девяноста девяти, я приподнимаюсь и сажусь. Слышу глубокое, ровное дыхание Тирнана и Оука – похоже, они крепко спят. На ветке дерева вижу Тича, который вглядывается в темноту своими золотистыми глазами, время от времени моргая.

Я подкрадываюсь к сумке Оука, лежащей рядом с его мечом. От костра остались лишь тлеющие угольки. Смотрю на освещенное звездами лицо принца. Сон стер с него все следы забот и тревог.

Опустившись на колени, засовываю руку в сумку. Нащупываю книгу в мягкой обложке, злаковые батончики, свечи, свиток и еще несколько ножей. Прикасаюсь наконец к гладкому кожаному ремешку, и меня охватывает дрожь. Кажется, что наложенные на уздечку чары испускают искры.

Я достаю уздечку из сумки так аккуратно и медленно, как только могу.

Где-то неподалеку тявкает лиса. Из папоротников доносится лягушачье кваканье.

Набравшись смелости, поднимаю взгляд на хоба, но он по-прежнему высматривает опасность за пределами лагеря. Убеждаю себя, что у него нет причин подозревать меня. Наверняка он думает, что я ищу, чем бы перекусить. Я не представляю угрозы.

В отличие от Оука, у меня нет сумки, куда можно спрятать уздечку. Однако у меня есть шарф. Завернув ее, перевязываю ткань вокруг талии наподобие пояса. Сердце скачет в моей груди, словно плоский камешек по поверхности пруда.

Я встаю и делаю шаг в полной уверенности, что меня вот-вот поймают. От напряжения и страха кружится голова.

Еще два шага, и вот я вижу границу леса.

В это мгновение за моей спиной раздается сонный голос Оука:

– Рэн?

Я оборачиваюсь, стараясь не паниковать. Нельзя рычать, нельзя убегать. Он не должен понять, как я напугана тем, что он меня поймал.

– Ты не спишь, – говорит он, присаживаясь на одеяле.

– Мысли крутятся в голове и мешают заснуть, – тихо отвечаю я. Это абсолютная правда.

Он