Молитва к Прозерпине - Альберт Санчес Пиньоль Страница 52

смелость и мою трусость, но волны смеха с нашей стороны его, казалось, смущали. В ту ночь до самого рассвета тектоники ритмично скандировали: «Марк, Марк, Марк», удваивая и утраивая звук «р». Тридцать отвратительных пастей, а то и больше тридцати, возносили к иссиня-черному небу свое подобие песни «Маркмаркмаркмарк!». Ночь выдалась очень холодная, а тектоники не смолкали ни на минуту. Я как следует укутался в одеяло, сел рядом с Ситир и спросил ее, могущественную воительницу-ахию, как мне поступить, чтобы победить свой страх. Непостижимая Ситир пожала плечами, словно я ей пожаловался на назойливых комаров.

– Заткни уши глиной, – посоветовала она.

Я не мог ни на минуту выкинуть из головы Логовище Мантикоры и туннель, соединяющий наши миры. Тебе может показаться странным, Прозерпина, но эта пустота, эта черная дыра вызывала у меня отвращение, и я боялся ее даже больше, чем тектонов, даже больше, чем Нестедума. У каждого из нас есть свой кошмарный сон, и в моем сновидении я падал в пропасть, откуда вернуться было невозможно. Тектоны, конечно, были чудовищами, но вполне реальными существами, до которых можно было дотронуться, с которыми мы могли сразиться, а значит, победить. Но дыра – это то, чего нет, это пустота. А как можно сражаться с пустотой?

Мы слышали, как тектоники работали в своей норе. Как ты помнишь, Прозерпина, они окружили Логовище Мантикоры грубо сложенной каменной стеной, поэтому мы не видели, что они там делают, а только слышали постоянный шум, чувствовали вонь и наблюдали, как над их крепостью поднимаются странные облачка пара. На самом деле мне не давали покоя вопросы, связанные с этой пустотой. Что они там делали и зачем? Что скрывалось в самой глубине их норы?

* * *

На следующее утро один из охотников сообщил нам, что отряд, состоявший только из шести тектоников, направляется к небольшой расселине. Нам это место было знакомо: узкий проход между скалами представлял собой чрезвычайно удобную позицию для нападения. Мы заранее решили устроить врагам засаду, если они окажутся там, и теперь действовали в соответствии с этим планом.

Наш отряд спрятался за валунами на высоком склоне, и когда тектоники очутились на дне оврага, мы пустили в ход все свое оружие: луки со стрелами, пращи, копья и камни, которые катились вниз со страшным грохотом.

К несчастью, тектоников наше нападение не застало врасплох: они проявили чудеса дисциплины, выстроившись идеально быстро. Трое остались стоять во весь рост, а трое опустились на колени, образовав некое подобие «черепахи» наших легионеров. Однако их построение оказалось более четким и прочным, а между щитами не было щелей, потому что эти живые существа, почувствовав близость своих соплеменников, вытягивали боковые лапки и сплетали их, образуя крепкую стену. Хозяева щитов только высовывали за ее пределы лезвия своих мечей и зазубренные наконечники стрел, и ни один снаряд, камень или стрела, не мог не только ранить их, но даже просто поцарапать. От досады я приказал удвоить наши усилия: если мы не могли их убить, то по крайней мере обратим их в бегство или вынудим разрушить построение. А потом Ситир набросится на них, и тектоникам придется несладко. Но все вышло совсем не так, как мы рассчитывали.

Тектоны держались на своих местах; они укрывались щитами, их головы защищали шлемы, похожие на застывших осьминогов, а тела – кольчуги из панцирей-насекомых. Камни отскакивали от щитов, и единственным результатом наших атак был клекот гусыни Аида[52]. Мы не смогли добиться, чтобы их лапки разъединились.

Увидев, что от наших снарядов нет никакого толку, Ситир набросилась на тектоников. Я приказал прекратить стрельбу, чтобы не ранить ахию, а она атаковала эту единую броню. Ситир стучала по ней кулаками, пытаясь найти слабое место. Из-за щитов то тут, то там высовывались концы мечей и копий: тектоники хотели ранить ее. Ахии удалось выхватить одно из копий, и она вонзила его в грудь прежнего хозяина. Мы завыли от восторга, но это был наш первый и последний успех, потому что в ту же минуту мы услышали за своей спиной какой-то шум.

Мы занимали позиции на верхней части склона, но не на самой его вершине, и теперь сзади и сверху нас атаковали два с лишним десятка тектоников. Они бежали налегке, вооруженные только мечом в одной руке и кинжалом в другой. Оказалось, что их страусиные ноги были прекрасно приспособлены для передвижения по крутым и каменистым склонам. Они издавали страшные воинственные вопли, широко раскрывая пасти, так что становились прекрасно видны жуткие челюсти с тремя рядами зубов, которых мы боялись больше, чем тектонского оружия. И с какой ловкостью тектоники двигались по почти отвесному склону!

Нам расставили самую старую из ловушек, когда находящийся в засаде сам попадает в засаду. Шестеро тектонов в овраге оказались наживкой, они должны были отвлечь на себя Ситир, чтобы их товарищи могли напасть на нас, когда ахия окажется далеко.

Мы бросились бежать, но напоминали хромых коз, потому что склон был очень крутым и каменистым. Одна латинская пословица, Прозерпина, гласит, что на войне обычно погибают самые смелые и самые осторожные. На этот раз досталось осторожным, то есть тем, кто расположился подальше от первой шестерки тектонов: второй отряд напал на них первыми, когда начал атаку с тыла. Один из охотников Палузи и один из моих носильщиков попали в лапы подземным чудовищам. Они могли бы убить их сразу, но предпочли взять в плен живыми. Двое несчастных рыдали и молили о помощи, но что мы могли сделать? Тектонов оказалось слишком много, и они были ужасны. Никто не побежал им на помощь, только Бальтазар Палузи остановился на секунду и прокричал своему товарищу, который отбивался от четырех тектонов:

– Не медли, не медли!

Охотник схватил маленький кинжал, который носил привязанным к ремням сандалии, и вонзил его себе в горло. И правильно сделал.

* * *

Картина, которая вспоминается мне после этого эпизода, Прозерпина, говорит о полном нашем поражении. Те, кому посчастливилось выжить, собрались под старой акацией с толстым стволом и вытянутыми горизонтально ветвями, которые отбрасывали вокруг дерева густую тень. В этих краях других таких деревьев не было, поэтому мы окрестили ее Большой акацией.

Все запыхались и тяжело дышали. Только Ситир не поддавалась отчаянию. Она вернулась последней, и ее рука была испачкана темно-синей кровью, словно она опустила ее в чан с кровью тектонов. Вокруг дерева расстилалась только голая и пустынная равнина.

Отдышавшись, Палузи поднялся во весь рост и сказал:

– С нас хватит,