Рука Короля Солнца - Дж. Т. Грейтхаус Страница 48

– Теперь твоя мать почувствует магию, – сказал я. – Она придет, опасаясь за твою жизнь, и как только она шагнет в ворота, моя атака пронзит ее сердце.

– Нет, не придет, – ответила Холодная-Лисица, и ее взгляд стал жестким. Она стиснула челюсти, и по шраму возле рта пробежала волна. – Она сбежит и снова начнет сражение в другом месте, ведь ты открыл себя и угроза ее жизни стала очевидной.

– Какая замечательная мать, – прорычал я. – Она готова бросить собственную дочь. Я хорошо умею лгать, Холодная-Лисица. Намного лучше, чем ты. Позволь мне его забрать и покинуть Железный город, и я оставлю жизнь тебе, твоей матери и сестре.

– Разве она не объяснила тебе, Глупый-Пес? – сказала Холодная-Лисица, заметно напрягаясь. – Мы сражаемся не для того, чтобы победить, и, конечно, наша цель не в том, чтобы сохранить собственную жизнь. Главное для нас – показать, что империи и ее слугам можно причинить вред.

– Подожди! – выпалил я. – Не убивай его. Он мой друг.

На губах Холодной-Лисицы появилась медленная, жестокая улыбка.

– Наконец-то толика правды, – сказала она и перерезала Иволге горло.

Я не мог поверить своим глазам. Холодная-Лисица бросилась на меня, и волна ее колдовства пронеслась по мне, точно жар лихорадки.

Я открыл ладонь. Молния вошла в облако пламени, которое она создала, и отбросила ее на землю. Второй импульс боевой магии разбросал в сторону плитки под ее ногами. А третий ее испепелил, превратив в обугленный труп.

Вой у меня в голове затопил мысли о необходимости убить Яростную-Волчицу, об осаде, обо всем, кроме зияющей раны на шее Иволги. Ножом Холодной-Лисицы я разбил замок, удерживавший кандалы, и осторожно положил Иволгу на землю. Его кожа была теплой, но он не шевелился и не дышал.

– Нет… нет, – заикаясь, прошептал я и потянулся к третьему каналу магии.

Бледная плоть Иволги казалась почти здоровой, когда я направил на него магию исцеления. Я поднес тетраграмму к его шее и пожелал, чтобы ужасная рана закрылась. Какая-то часть моего сознания помнила певчих птичек, умиравших у меня в руках, и убеждала быть осторожнее. Другая часть, видевшая кровь на плитках и на груди Иволги, лившуюся из его горла, понимала, что об осторожности следовало забыть.

Со стороны южной стены послышался грохот – я узнал взрывы сиенских гранат. Затем ощутил холод в легких и тепло на коже – Рука-Вестник сотворил молнию. Он почувствовал мое предупреждение Холодной-Лисице и отголоски нашей схватки – и атаковал.

Слишком поздно.

Я зачерпнул еще глубже в каноне волшебства, забрав все, что мог, в третьем канале. Сила прошла сквозь меня, точно вспененные пороги, желая увлечь за собой в глубину – мир превратился в смазанные обрывки звуков и ощущений. Я прижал руку к ране Иволги – словно замыкая малую дистанцию, которая нас разделяла – и влил в него магию.

Его сердце остановилось. Раны не исчезли.

Я искал любые остатки силы, но все мои попытки разбивались о каменную стену канона, границу магии, которую император позволял использовать своим слугам. Я бился об эту стену, и отчаянный крик вырвался из моего горла. Когда еще ребенком я прикоснулся к магии, то не столкнулся с подобными ограничениями. Моя воля парила над структурой мира. И я мог изменять реальность по своему желанию. Исцелить раны Иволги – даже раны трупа – и заставить его сердце биться, а легкие работать для такого могущества были мелочью. Но канон не позволял выйти за грань воли императора. А император не разделял моего желания спасти жизнь Иволги.

Но я владел и другой магией.

Ухватившись за ниточку надежды, я потянулся к колдовству бабушки – моей бабушки, которая сумела вернуть меня к жизни в ночь, когда я превратил себя в чудовище.

Я ощутил жар огня, боль и судороги изменения. Ничего другого. Я не нашел тайны магии оживления.

Как она это сделала? Отчаяние превратилось в воющий гнев.

Я знал так мало! Я отрицал любую возможность истинного обучения. Зажатый и ограниченный желаниями других людей, отрезанный от силы, способной спасти моего друга.

Отчаяние создало во мне пустоту. Единственное, что мне оставалось, – направлять в него все больше и больше исцеляющей магии; с тем же успехом можно было лить воду в бездонную пропасть. Мир помутнел, был лишь Иволга, его раны и жалкая магия, которой я владел, надеясь, вопреки здравому смыслу, что его раны исцелятся, синяки исчезнут, легкие наполнятся воздухом, а сердце снова начнет биться.

– Ольха, – послышался знакомый голос, приглушенный и мягкий, словно он доносился сквозь воду.

Я почувствовал руку на своем плече, потом другая ладонь повернула мое лицо в сторону от Иволги. Рука-Вестник смотрел в мои глаза. И я увидел панику в его взгляде.

– Отпусти его, Ольха, – продолжал Рука-Вестник. – Он мертв.

Его слова разбились о мой разум, не желавший ему верить. Я отстранился, протянул руку к Иволге и бросился всем телом на стены канона, понимая, что мне их никогда не пробить. Тем не менее я снова и снова их атаковал. Единственная надежда Иволги, как и моя, находились дальше, в глубинах могущества, к которому я прикасался до того, как мой мир сузился под воздействием договора и канона.

– Ольха!

Я оставался глухим к словам Руки-Вестника. И тогда он отыскал другой способ до меня добраться.

Я ощутил его магию, хотя и приглушенную моими отчаянными ударами о стены канона. На меня накатила мощная волна, я чувствовал ее тяжесть на плечах, и у меня перехватило дыхание. В уголках глаз вспыхнул свет. Что-то стиснуло мои конечности – руки прижались к телу, колени сомкнулись. Я упал рядом с Иволгой. Однако продолжал свои попытки сотворить невозможную магию за пределами канона, но теперь моя воля ослабела, как будто превратилась в свинцовую, неподвижную конечность.

– Остановись, Ольха! – Рука-Вестник отдал мне прямой приказ. – Ему уже не поможешь.

Только теперь я понял, что он прав. Когда я приходил в себя, я увидел мерцавшие веревки из радужного света, которые связывали мои руки и ноги, и не мог отвести от них ошеломленного взгляда. В этот момент магия Руки-Вестника исчезла, а вместе с ней и мои путы.

– Ольха. – Вестник наклонился ко мне и протянул руку. – Теперь ты в порядке.

– Что… Что вы со мной сделали? – спросил я дрогнувшим голосом.

На миг его лицо стало жестким.

– То, что ты делал, было опасно. Мертвых нельзя вернуть к жизни, Ольха. Ты бы убил себя.

– Что вы сделали? – повторил я.

– Я применил магию, которой ты со временем овладеешь, –