День, когда пала ночь - Саманта Шеннон Страница 47

После извержений в стране трудно дышалось, хотя Бардольт из кожи лез, стараясь развеять тучи.

– Не оказалась, – возразил Вулф. – Безымянного я пока что не видел.

– Пока что, – повторила Саума.

Эйдаг подавилась вином, и оба они оглянулись на нее.

– Ведьмобой? – фыркнула она. Сидящему рядом с ней старику, как видно, было не смешно. – Ты, верно, шутишь! Что за языческое имя…

– Я убил одну ведьму.

– Это, надо думать, хорошо. – Эйдаг опустила чашу и ухмыльнулась, показав щербину на месте потерянного в пьяной драке с Регни переднего зуба. – Ну что же, расскажи нам. Что за ведьма?

– Ведьма есть ведьма. Злодейка, тоскующая по старому обычаю. Не все снежные провидицы согласились следовать заветам Святого, иные обратились к ледяным духам и предались их воле, – ответил, не замечая насмешливых взглядов, седобородый рассказчик. – Я выследил одну в Железной роще близ Нарекенского прохода. Видел, как она обернулась вороной и выклевала сердце собственного мужа. Я прокрался в рощу, когда она уснула, и вогнал топор ей в сердце. Тут ей и пришел конец.

Трит раскраснелся, его блестящий каплями пота лоб облепили волосы.

– Один справился? – с наигранным изумлением спросил он старика. – Подкрался и убил спящую женщину?

– Это мое ремесло, потому что бить китов я уже стар. Я первый искатель ведьм на всем Севере.

– Какая доблесть! – Трит поднял рог с вином. – И как удобно, что мы должны верить тебе на слово.

– Не каждому дается бард, чтобы воспеть его деяния, парень.

– Ты бы пригодился на Западе. В Инисе полно ведьм, – процедил Карлстен, белки его глаз налились кровью. – Пусть наш новый друг скажет. Правда, Вулферт, что твоя мать – инисская ведьма?

Вулф почувствовал, как окаменело плечо Саумы.

– Карл… – негромко предупредил Трит. – Я бы на твоем месте засунул язык куда подальше.

– Нет, ты скажи! – Карлстен грохнул по столу кулаком, зазвенели чаши. – Расскажи, как барон нашел тебя на краю тамошних дебрей, а рядом была волчица и…

– Чтобы ты провалился, Карл!

В мгновенной тишине все северяне уставились на сцепившихся взглядами Вулфа и Карлстена. У того сквозь пьяный туман остро блестели маленькие голубые глаза.

– Мне надо отлить, – объявил Вулф, цепляясь за ниточку своей выдержки.

– Вулф… – обронила Эйдаг, но он уже проталкивался между лавками.

Он шагал, пока стены не расступились, выпустив его в острый звонкий холодок.

Время шло к полуночи, но солнце все стыдилось поцеловать горизонт. Суровые отсветы подтопили снег, нависший над полем горячих грязевых источников перед угрюмой горой Домут. Вулф прошел по сонному селению Солнотт мимо маленького шерстяного рынка, мимо потеющей у себя в кузне молотобоицы. Сердце отбивало звонкие удары в такт ее молоту. Он сошел с лесной тропинки на желтую глину поля и сел так близко к первому ключу, что глаза жгло от жара.

В доле не было тайн друг от друга, но лучше бы он держал рот на замке в ту ночь, когда Эйдаг, желая крепче связать отряд, уговорила каждого поделиться историей своей жизни. До того Карлстен был ему добрым другом. Они познакомились мальчишками в Феллсгерте и за годы беспощадного учения сошлись, как братья. А потом Вулф рассказал о своем прошлом.

Карлстен на дух не переносил старых обычаев. Его родителей Вертинг Кровавый Клинок пожертвовал ради победы ледяным духам. Теперь для него и Вулф смердел ересью и кровью.

«Я Вулф Гленн, сын Эдрика Гленна и благородного Манселла Шора. Я брат Роланду и Маре, – твердил он про себя. – Я принадлежу Добродетели, меня ждет место в небесном чертоге».

Когда сердце перестало стучать в ушах, Вулф стер рукавом слезы и достал из-за пазухи письмо. Он берег его до такой вот ночи, когда ему понадобится напоминание, что он любим.

«Вулф, надеюсь, тебе хорошо в твоем мире мечты. Воображаю, как ты сидишь в снегу, улучив минутку наедине с собой, чтобы прочесть это письмо. Буду краткой, но сперва позволь мне немножко поэзии.

Иногда по утрам я гуляю, любуясь паутиной на карнизах и изгородях. Пауки так трудятся над этими прекрасными тенетами, и все же они зыбки. Таким мне сейчас представляется наш дом.

Отца серьезно заботит урожай. Очень долго у нас стояли прекрасные погоды, даже зимой не бывало больших холодов, а теперь солнце всю весну льет темный свет, будто нарядилось в капот. Завидую вашему полуночному солнцу, хотя у вас весна наверняка выдалась суровее нашей. Молюсь, чтобы теплое лето очистило воздух – если мы вообще дождемся лета».

Вулф поднял глаза на солнце: пыль, затянувшая его, притушила свет. Но завеса хотя бы стала прозрачнее, чем густая серая мгла, провисевшая в воздухе зиму и весну.

«А пока я радуюсь, что отец всегда был предусмотрительным – хоть житницы у нас полны. Волей Святого в нашей провинции грядущей зимой никто не будет голодать.

Теперь о хорошем. У меня наконец появилась цель. Вскоре после твоего отъезда из Иниса я начала работать у дамы Мариан, чрезвычайно любезно предложившей мне стать ее секретарем. Она дает мне достойное жалованье и содержание. Живу в Бефрите. Она сама доброта, неизменно заботится об удобствах своих слуг, а при случае бывает полна веселья. Спальня у меня как у герцогини!»

Вулф со слабой улыбкой перевернул страницу. Ему представилась Мара в сумрачных комнатах замка: пишет у окна, а за окном слышны трели жаворонков.

«Она понемногу доверяется мне. Видит Святой, как ей одиноко зимними днями. Сейчас она опасается за семью, которой совсем не видит, – королева Сабран не привечает ее при дворе. Мариан понимает, что от нее там вреда было бы больше, чем пользы, но в такие времена, когда все встревожены горой Ужаса, ее тянет к дочери и внучке.

Мятежей, благодарение Святому, не случилось. Не все поверили в извержение горы Ужаса, тем более что королева Сабран ни разу не подтвердила этих слухов. Глашатаи молчат. Только шепотки ходят – в чем я предвижу куда большую опасность. А что у вас в Хроте?

Отец, Па и Ролло передают сердечный привет. Храни тебя Святой, Вулферт Гленн. Напиши мне поскорей».

Вулф скатал и спрятал письмо. Сейчас он, как никогда, тосковал по сестре. По родным. Неудивительно, что прежняя королева Иниса боится за своих.

Он знал больше многих. Вулф разливал вино в ту ночь, когда король Бардольт принял посла клана Ваттен, сообщившего об ужасающих воплях в ночь извержения. Быть может, это чудило пораженное страхом воображение или скрежетала разламывающаяся земля – но те вопли посеяли тайный слух о явлении Безымянного.

Небо хранило молчание, пусть и угрюмое. На земле же творились странные дела. Пропадали овцы, коровы. Слышались звуки, громкие и тихие. Бардольт с каменным лицом сжигал все донесения. Люди, поверившие в явление неких тварей из горы Ужаса, представляли угрозу его супруге и его вере