О детях Кощеевых - Алёна Дмитриевна Селютина Страница 46

– Ты молодец, – улыбается женщина, но в улыбке ее больше напряжения, чем благодарности. – А теперь отдай ее мне.

Ребенка она забирает. Отходит к окну. Демьян выглядит совсем расстроенным.

– Василиса Петровна, вы не хотите, чтобы я подходил к Злате?

– Нет, Демьян, конечно нет, – отвечает женщина, крепче прижимая к себе младенца. – Ты можешь к ней подходить.

– Но каждый раз, когда я делаю это, вы пугаетесь.

Женщина качает головой.

– Дело не в тебе. Я понимаю, как это выглядит, но я действительно не против того, чтобы ты к ней подходил и даже брал на руки. Я уверена, Злата подрастет и будет счастлива иметь такого брата, как ты.

– Брата?

Женщина вздыхает. Потом снова смотрит на него, и глаза ее лучатся лаской. И блестят немного.

– Кош взял тебя в ученики, но, по сути, это всё равно что усыновить. Возможно, я не имею права тебе такое предлагать, но буду счастлива, если ты позволишь мне считать тебя сыном. Знаю, я никогда не заменю тебе родную мать, но…

Воспоминание поблекло, померкло, Юля выскользнула из него и осознала увиденное.

– Он не твой отец, они не твои родители… И Злата тебе не сестра… Ты приемный…

– Какая глупость, – неожиданно холодно отрезал Демьян и встал с колен на ноги. – Не надо так, Юль. Они меня вырастили и зовут сыном. А я зову их отцом и матерью лет с пятнадцати. И Злате я подгузники менял. Уж не знаю, что ты увидела, но явно не всё, если так говоришь. Оставим это. Ты идти можешь? Пошли на кухню, я дам тебе еще восстановительного. Это у меня гибрид с антипохмельным. Сам придумал. В универе расходилось как горячие пирожки.

– Зелье?

– Да.

– Дём… – Она попыталась встать и не смогла, Демьян подхватил ее под руку, поднял и повел на кухню. – Дём, а ты зачем это-то готовил?

Что-то такое она уже видела, но оно потерялось за сотней других видений.

– Хотел узнать про настоящего отца и про проклятье.

Точно. Проклятье. Юля мысленно ввела запрос, но отчего-то видений выпало не так много. Маленький мальчик, свернувшийся клубочком на лавке под толстым одеялом. Черноволосая девушка в углу избы при свете свечи вяжет что-то. Пряжа странная, и движения медленные, неуверенные, как бывает у начинающих. А вот еще одно. На ней Демьяну делают татуировку.

– Твое тату…

– Ага. Я запечатал его. Юль, ты вообще всё видела?

Она пожала плечами, потом неуверенно кивнула. Как она могла знать, всё или не всё? Но создавалось ощущение, что почти всё.

– И… и что ты думаешь? – Он усадил ее на диванчик на кухне и замер, кажется, перестав дышать.

– Это всё очень странно и, признаюсь, пугает, – честно ответила Юля. – Твое проклятье… Ты мог умереть… Но ты же теперь здоров, да?

– Ну… почти.

– Но ты же не умрешь?

– Нет.

– Значит, всё хорошо, – успокоенно выдохнула Юля.

– Совсем всё? – переспросил Демьян.

– Да, – уверенно кивнула она. – Это ведь главное.

Он смотрел на нее, будто хотел спросить что-то еще, но не решался, а потом расслабленно улыбнулся. Взял стоящую на столе бутылку из темного стекла и налил из нее в кружку. Юля поспешно хлебнула и снова скривилась от горечи. Но зато сразу пропала отдышка и перестали дрожать руки.

– Дем, а ты узнал… про родного отца?

Выражение его лица снова стало напряженным. Он кивнул. Юля уже успела порыться в полученной информации, но никаких сведений об этом не нашла. Отсюда можно было сделать вывод, что поступившая в ее распоряжение картотека всё же была неполной. Но она решила, что ей хватит и полученного.

– И что с ним? Он вас оставил?

Демьян медленно покачал головой. Она ожидала, что сейчас он ей что-нибудь расскажет, но вместо этого Дём неожиданно спросил:

– Юль, хочешь жареной картошки?

Его вопрос сдвинул картотеку в голове, и перед Юлей развернулось другое кино. Всё та же избушка на болоте, женщина жарит картошку на огромной чугунной сковороде, ворочая ее деревянной лопаткой в печи, за окном воет ветер, дождь стучится в окна, но внутри избы тепло и сухо и так уютно трещит огонь… У окна сидит уже виденная ею девочка, черные волосы свесились на лицо. Но теперь Юля знала: это и есть Агата. Она снова вяжет, только в этот раз куда проворнее, и то, что получается, похоже на рубаху.

– Не торопись, – приговаривает женщина, помешивая картошку. – Это тут ни к чему. Время еще есть.

Она достает из печи сковороду, переворачивает картошку еще раз, а потом выкладывает её в деревянную миску. Запах такой, что слюнки текут. На столе возле печи лежат травы. Женщина отщипывает понемногу от того, другого, кидает в ступку и толчет их. Потом посыпает получившейся смесью еду, берет миску и несет в угол у печи. Там в углу на лавке лежит мальчик, и по глазам, по щекам, по кудрявым черным волосам Юля сразу же понимает, кто перед ней.

– Покормить или ты сам? – спрашивает женщина.

Мальчик берет миску в руки. Руки у него дрожат.

– Сам, – негромко отвечает он.

– Это хорошо, – отвечает женщина. – Ешь, станет легче. Она на барсучьем жиру.

И это правда, ему действительно станет легче… Он выздоровеет. Уже скоро.

– Ты был очень милым ребенком, – улыбнулась Юля.

Интересно, а чисто теоретически, насколько его дети будут похожи на него? Но на это чужая память никаких гиперссылок не выдала.

– Ты начинаешь меня пугать, – нервно усмехнулся Демьян. – Не понимаю, почему ты продолжаешь всё это видеть. Сразу предупреждаю, что возраст с шестнадцати до двадцати четырех лучше опустить.

В ряд тут же выстроилось с полсотни видений, но Юля благоразумно решила, что посмотрит их в одиночестве. Кажется, в ближайшее время она сможет неплохо сэкономить, отменив подписку на онлайн-кинотеатры.

– Так что насчет картошки?

– Если не хочешь, можешь не рассказывать про отца, – ответила Юля, решив, что он просто пытается перевести тему. – Я понимаю, это личное.

Демьян улыбнулся.

– Да нет. Просто я всю жизнь был уверен, что он и впрямь нас бросил, а он, оказывается, о нас даже не знал.

– Как это?

– А вот так. У мамы были причины не говорить ему. Я могу рассказать тебе… просто… можно, я сначала это сам переварю?

– Конечно.

– Тогда картошка.

И Демьян достал из ящика нож.

Внезапно перед Юлей встала она сама: растрепанная после сна, в одной ночнушке, с ножом в руке. Воспоминание начало развертываться и почему-то пошло в обратном порядке, словно в перемотке. Вот она снова в постели, а Демьян заходит в комнату, коты поднимают головы… Заходит к ней в квартиру, открыв дверь магией… В подъезд… Идет по улице, и какая-то собака, сунувшись было к нему, скуля отбегает.

Сидит в баре и пьет.

– Еще? – спрашивает бармен.

Демьян кивает, и тот подливает в его бокал виски.

– Оставь бутылку, – требует Демьян.

– Уверены?

Он поднимает от бокала мрачный, тяжелый взгляд…

Юля охнула и поспешно вырвалась из этого воспоминания.

– Ты был пьян!..

Он был пьян, а она не поняла. Не заметила. Как она могла не заметить?

– Но я даже запаха…

Демьян отложил в сторону нож, тяжело вздохнул и подергал один из браслетов на запястье. Спрашивать, что именно она сейчас увидела, он не стал. Видимо, и так понял.

– Блокирует запах спиртного и табака, регулирует координацию и дикцию, – пояснил он, указав на браслет. – Отец малость нервно к этому относится, я по молодости перестраховался, а теперь вот ношу просто так.

– Ты был пьян, – повторила Юля, не желая верить. – И часто ты?..

Чужая память услужливо подкинула нужные воспоминания, и Юля не стала заканчивать вопрос. А она-то верила, что тот раз, когда он звонил ей ночью, был единственным. Захотелось срочно уйти из этого дома. Бабушка верила в рок. Наверное, не зря. Демьян потянулся к ней. Кажется, хотел прикоснуться, и она отшатнулась. Он поджал губы и сел на стул рядом с ней.

– Юля, я очень виноват перед тобой. Я не знаю, как извиниться. Но тут дело не в том, что я выпил. Я всегда себя нормально контролирую, а тут что-то случилось и…

Его попытка оправдаться была жалкой. Она ведь почти простила… А ответ на ее вопрос оказался таким простым. Наверное, она бы