Предел. Воплощение - Евгений Сладков Страница 43

Своими дальнейшими планами Кирон неоднократно делился со Скалой, и, несмотря на вечную безучастность того, пытался добиться ответных планов. Но — увы!

И сегодня пришлось действовать уже проверенным в отношении Шкафом методом — просто следовать за ним. Так что после ухода из интерната Кирон старался не отставать и держался, как обычно, рядом со здоровяком. За направлением движения особо не следил, больше поглощённый разглядыванием окружающего города. Поэтому и немало удивился, когда их невероятная команда вышла на Площадь Первых, а затем и вовсе взяла курс на Академию Воинов Предела.

Чего-чего, но подобного Круглый никак не ожидал от своего молчаливого друга. В итоге и до прохода внутрь Академии, и после он судорожно пытался добиться хоть какого-то ответа от Шкафа, но всё было тщетно. Сам же Кирон никогда не планировал даже приближаться к Воинам, не то что поступать в их Академию. Не те у него телосложение и характер, навыки и силы. Просчитался, получается…

Попытки выпытать информацию у Скалы продолжились и внутри Лабиринта, а вот после речи Голоса, у Кирона впервые возникла мысль, а не ошибся ли он в выборе друга?.. Но отмахнулся от неё, списав на все сегодняшние потрясения — в Лабиринте приходилось головой работать за двоих с этими его загадками и испытаниями. Хорошо, что в боевом плане здоровяку не было равных — Насекомышей тот давил невероятно сноровисто. Но это и неудивительно — на курсах физической подготовки Шкаф показывал просто нечеловеческие результаты, превосходя некоторые в разы… Вот уж про кого сразу можно сказать: «Предела нет!».

Благодаря таким выдающимся параметрам, здоровяка отправляли чуть ли не на все подряд соревнования между интернатами за малым исключением, где требовался изрядный ум. И тогда Кирону приходилось особенно туго — сам-то на них попасть никак не мог. Так что в дни отсутствия могучей тени за своей спиной Круглый частенько влипал в неприятные ситуации, куда его заводили неугомонный язык и неуклюжесть.

Путешествие по подземному уровню Лабиринта — если это, конечно, ещё был он — у Кирона вызывало смешанные чувства. От кристаллов в пещере захватывало дух в приятном значении. После истошного человеческого вопля «Беги, Миктя, беги!!!», леденящего звериного воя-рёва, счастливого избегания обвала стало захватывать уже не дух, а самое что ни на есть сердечко — к таким приключениям Кирон никак не готовился.

И, как оказалось чуть позднее, — всё это были лишь «цветочки»…

Выйдя в некоторое подобие круглой комнаты, словно бы созданной из стен местного минерала, они добрались до неожиданных «ягодок»…

И «ягодки» эти безмолвно смотрели из-под свода пещеры прямо в их души…

Там, среди сталактитов, человеческие головы с пустыми глазницами и редкими пучками длинных волос продолжались белыми балахонами послушниц боевого ордена. Ранее белыми. Теперь это были лишь грязные лохмотья, сквозь прорехи в которых местами белели кости и кожа, краснела обнажённая плоть… Кровь, смешиваясь с чем-то иным под балахонами, капала серо-бурой смесью-слизью вниз, беззвучно исчезая в центре этого сюрреалистичного амфитеатра, кошмара…

И по висящим телам ползало то, что сотворило это с ними, рылось, копошилось внутри них…

Лютые Насекомыши.

Отвратительные порождения Предела.

Если обычные, так сказать, Насекомыши походили по большому счёту на простых мышей-переростков с частично покрытым хитином телом, дополнительной парой лап и крыльями, похожими на мушиные, то Лютые были уже гораздо более мерзкой Эволюцией Предела.

Лютые Насекомыши теряли дополнительную пару конечностей, возвращаясь к изначальным двум парам, но с иным количеством пальцев и фаланг, чтобы лучше цеплять и рвать жертву. Крылья становились ещё более массивными, вытянутыми, что обеспечивало им гораздо бо́льшую скорость полёта по сравнению с прошлой стадией. Хвостов становилось три вместо одного, и теперь они помогали маневрировать в полёте. Хитин покрывал тело уже целиком, с пробивающейся сквозь него шерстью.

Самым же мерзостным преображением в их облике была морда. Мышиные уши исчезали вовсе, сворачиваясь во что-то усоподобное. Глаза становились крупнее и с бо́льшим выкатом. Усы теряли мягкую эластичность, превращаясь местами в жёсткую щетину. Пасть… Она вытягивалась в длину, становилась более узкой, её распирали зубы-клыки, не позволяя более плотно захлопнуть челюсть, что и приводило при дыхании к порождению звука, что, смешиваясь с тихим стрёкотом крыльев, походил на потусторонний шёпот.

Другой особенностью этих Зверей было то, что они никогда не нападали в одиночку. Преследовать во мраке — могли, из-за чего и казалось, будто странный потусторонний шёпот постоянно сопровождает тебя. Нападать же — только группой в несколько особей. Делали так из-за того, что достаточно крупную, тяжёлую добычу могли унести в логово только скооперировавшись. И уже там, обдав жертву своей клейкой слюной, подвешивали к стенам и потолкам и ползали, поедая…

И последнее — Звери реагировали на тепло. Так они замечали, а затем отслеживали, преследовали свою жертву, призывая «шёпотом» сородичей и после всем скопом нападая на неё.

Кирон боялся.

Но не Зверей, нет.

Кирон боялся остаться без своего единственного друга.

Друга, совершающего… ошибку?.. безумие?.. подвиг?..

Ведь Шкаф, неотрывно смотрящий наверх, пошёл вперед. И Кирону казалось, что тот с каждым шагом словно становится всё больше и больше, а его кожа приобретает зеленоватый оттенок… Или это лишь игра света от зелёных же кристаллов?.. Подойдя к тёмному провалу на полу, подняв голову вверх, Скала натурально зарычал, глядя на мерзких падальщиков.

Итог закономерен, итог очевиден — их заметили.

И «шёпот» зазвучал среди этих стен с невероятной интенсивностью!

Та масса мерзости, что ещё мгновение назад пировала на останках, заколыхалась, заволновалась подобно неудержимому морю.

И сорвалась вниз!

Облепила фигуру Скалы!

Попыталась облепить и не смогла!

Ревя не хуже того загадочного Зверя, чей глас их сопровождал, Скала крутился на месте, выхватывая зверёнышей своими ручищами из кружащего вокруг роя… Выхватывал с такой скоростью и сноровкой, которую никак не можно ожидать от такого огромного и, ранее казалось, неповоротливого тела, никогда не выдававшего подобной скорости реакции на тренировках. Выхватывал и давил! Треск ломаемого хитина стоял невероятный!

Но битва не была односторонней.

Насекомыши несли потери, но безнаказанно не оставляли смерть своих товарок — Шкаф постепенно покрывался дырами — в одежде, в коже… Во все стороны летели брызги крови и гемолимфы, клочья одежды, куски хитина и крыльев тварей… И сдобрено это блюдо было невероятной смесью рычания Скалы и «шёпота», визга погибающих Лютых…

Кирон и сам был далёк от роли безмолвного наблюдателя. Напали ли на него, напал ли он сам на рой — поди уже разбери, главное — в битву вступил и он. И пусть не обладал