Эпоха Сочувствия Том 1: Балы и бомбы - Святослав Владимирович Макаревский Страница 41

2625 год, 22-ое число Месяца Пробуждения

Вигион, столица королевства Верхний Кювэр и Объединённого Королевства Лар-Кювэр.

Табберт Рандел

Ответы гвардейцев на животрепещущие вопросы очень удивили Эрхарда Вэйса, да и всех собравшихся депутатов. Шестеро делегатов от одного из гвардейских полков – Табберт не помнил, какого именно – наперебой рассказывали о прелестях службы.

– У нас все как положено, – говорил молодой, рослый и красивый солдат, настоящий гвардеец. – Каша с мясом, сапоги целые, не бьют – я вообще о побоях и не слышал! Какие могут быть жалобы? Приличная жизнь!

– Ежели били бы, мы б рассказали, – добавил второй, постарше. – Вот при Его Величестве Унтауне, упокой Господь душу его, бывало, конечно, и такое…

Встреча закончилась разочарованием. Солдаты медленно, озираясь, как бы никто не наблюдает, и запахнувшись в шинели, покинули расположенный в полуподвальном помещении трактир среднего пошиба.

– Кто-то болтал больше, чем следует, – гневно сказал Эрхард Вэйс, когда последний из гвардейцев скрылся за дверью. – Это же не коршаджский полк! В коршаджском полку действительно, на удивление, ситуация более-менее приличная, хотя и не замечательная. В этом же, как и во многих других…

– Офицеры как-то узнали о нашем намерении встретиться с солдатами, – заметила Морлен Хелдрин, единственная в их компании женщина, жена одного из депутатов. – Нам послали переодетых унтеров.

Табберт бросил на неё короткий взгляд – больше он боялся себе позволить. Она выбрала когда-то не его, а его тупого дружка, вернее, покровителя… Тупого, но зато прекрасного оратора… Как хорошо, что того сегодня нет… Иначе б этот… мешал ему, портил настроение своим видом.

– Или сами офицеры пришли, – горько усмехнулся её сосед. – Вот, вы этого молодого видели… Он точно не унтер. На благородного не похож, правда, он такой, нарочито сельской внешности…

– Ты знаешь толк в мужчинах! – подколола его соседка.

– Да ладно вам! Я лишь в виду имею, что это либо офицеры, либо…

– Это точно враньё, – перебил депутата глава фракции. – Их рассказы белыми нитками шиты… Слишком всё хорошо выглядит, налицо выдумки. И специально на покойного короля Унтауна жалуются, чтобы мы не могли заподозрить их в симпатии к монархии в целом!

Табберта всё это не интересовало совершенно. Но он думал: неужели эти неглупые люди не могут, просто неспособны представить себе, что в полку может быть всё отлично?

– Ни одной жалобы! – всплеснула руками Морлен. – Не верю я, что это настоящие солдаты… Если б я жила в таких условиях, как они, я бы за любую соломинку цеплялась, чтобы выбраться из ямы, чтобы облегчить…

Табберт не удержался от раздражённого взгляда. Если бы… Но она не жила! И никто из них, справедливости ради! Не понимают они тех, кого решили защищать… Да и нужна ли такая защита?

– Солдата запугать легко, – проговорил Вэйс, несильно стукнув по добротно сколоченному деревянному столу. – Существо бесправное, ответить неспособен. Как крестьянин и рабочий. До поры до времени они будут терпеть всё… До поры до времени, – с заметной угрозой в голосе прибавил он.

Ох, друг революционеров… Табберт не удивился бы, если бы узнал, что Вэйс каким-нибудь подпольщикам помогает… Вон, недавно кто-то покушение на принца Илдвига устроил. Покушение пытались скрыть, но сведения о нём как-то просочились в неофициальную прессу. К сожалению, у Табберта не было доказательств того, что Вэйс связан с убийцами.

– Я рассчитывал на то, что мы выявим правду и сумеем поднять этот вопрос в парламенте… – разочарованно добавил глава фракции.

«Вопрос поднимется, и власть в ответ многозначительно промолчит» – закончил за Вэйса про себя его мысль Табберт. – «И тем самым мы докажем, что власти плевать на подданных…»

В Кривом Переулке, который, вопреки названию, был прямым, располагался один неприметный дом, где квартиры снимали люди самого разного достатка. Конечно, самые лучшие – на втором этаже, не вровень с улицей, где шумно и иногда плохо пахнет, и подниматься невысоко. Табберт Рандел, однако, направился на четвёртый этаж, где насладился видом обшарпанных стен, с которых сыпалась штукатурка и едва державшихся на скрипучих петлях дверей. Одна из квартир здесь всегда была нежилой.

Перед тем, как зайти вовнутрь, Табберт выглянул в окно – на улице всё спокойно, людей почти нет, и никто за ним не наблюдает. Кивнув самому себе, он три раза постучал по двери.

– Вы зачем сюда? – крикнул грубый голос.

– Зачем-зачем! Принёс журнальчик интересный, – отвечал он, как полагалось. Закончив нелепый разговор, Табберт наконец толкнул дверь и очутился внутри.

Местечко убогое и не мебелированное – за исключением столика и двух стульев. Пустота, зато расположена квартира хорошо, улица прекрасно просматривается. Стоявший у окна человек поздоровался и предложил присесть.

– Замечательно! – мужчина в чёрном пальто и шляпе, специально надвинутой на глаза, почти сладостно причмокнул губами. – Вы отлично послужили государству и Её Величеству, да не поколеблется престол её.

– Да не поколеблется! – ответил Табберт положенную фразу.

Человек перед ним неспешно и даже лениво – как тигр, почему-то подумалось депутату – расстегнул пальто и чёрный сюртук под ним, просунул руку и вытащил сложенный лист из кармана жилета.

– Возьмите это себе, – сказал он. – Ознакомьтесь с содержанием и перепишите своей рукой. Если хотите внести какие-то коррективы, можете сделать это при мне.

Ага… Значит, не простой он человек, а один из высших Охранителей… Раз может «коррективы вносить».

Табберт развернул листок и бросил взгляд:

Довожу до вашего сведения, что _ числа месяца _ сего года депутаты фракции Конституционных Республиканцев, а именно (Впишите сюда, кого надо, не скупитесь, можете вписать и непричастных), воспользовавшись доверчивостью военнослужащих 3-го гвардейского полка, пригласили солдат (Впишите место встречи), где под видом заботы об их благосостоянии и материальном обеспечении призывали к неповиновению командованию и изменению государственного строя. Верные присяге солдаты отказались участвовать в преступных замыслах…»«Его превосходительству министру внутренних дел.

– На самом деле, не совсем точно, – сглотнув, проговорил Табберт. – Видите ли, ни к чему они не призывали… Это точно у них было на уме, но они неглупы и напрямую не говорили о восстании…

– Было на уме, а теперь пусть будет на языке, – в голосе Охранителя он уловил раздражение. – Это менять запрещаю.

– Ладно, – кивнул Табберт. – Вам виднее.

Он с ненавистью посмотрел на лист бумаги на столе. Какая мерзость… Но ничего, в скором времени он уже не будет пресмыкаться перед Охранителями. Его вознаградят, и может статься, что он сам окажется в правительстве… Потом, он же не только ради себя делает это, а ради будущего страны!

Своего недруга,