Потомок седьмой богини - Алессандра де Амальфи Страница 41

Я подошел к двери последним, но не скрылся за ней. Пусть, слыша мои одинокие шаги, Фабиан и не попросил остаться, я сам этого пожелал. Хотя в моем распоряжении не было ключа, магия Верховного умела принимать любые очертания.

– Знать не любит, когда ее оскорбляют. Ей надо целовать ноги, осыпать любезными речами, обещать недостижимые блага, – перечислял я, медленно направляясь к королю. Давал ему возможность прогнать меня, оттолкнуть, показать нежелание, но он лишь поднял взгляд, словно знал, что я решу не уходить вместе со всеми. – Уверен, вам известно, что так вы можете взрастить в них обиду, и, судя по всему, преуспеваете в этом. Так зачем же?

– Их воли не хватит, чтобы…

– Найдется кто-нибудь другой, кто-то вроде меня, чью волю легко подпитать имеющимися у них средствами. И тогда они отыщут способ свергнуть вас.

– Эгельдор… – Мое имя перекатывалось по устам короля, играя нотами, которыми прежде его никто не наделял. Впрочем, помимо других Верховных, его мало кто смел произносить. – Я лебезил перед ними в детстве, когда так велел отец. В отрочестве, когда привык и не знал иного. Во времена войны, когда нуждался в их поддержке. А потом… устал. Все они слишком слабохарактерны, лишь тени величия их семей или прошлых заслуг. Я годами испытываю их, буквально упрашивая встать на моем пути, но никто так и не поднял задницы со стула, лишь дергаются да кудахчут.

Я отодвинул стул, что стоял к королю ближе прочих, и уселся на стол. Фабиана это ничуть не смутило. Казалось, разность в положениях, что он испытывал и требовал соблюдать с высокопоставленными подданными, с самого начала на меня не распространялась. Пусть он платил мне суммы, которые местным богачам и не снились, но позволял мне вести себя как вздумается. И этим подкупал, теша мое самолюбие.

– Ты сделаешь это для меня?

– Что?

Я едва ли услышал вопрос. Лишь успел задуматься, впервые ли король обращается ко мне так, будто мы близки.

– Снимешь эту ношу с моих плеч? – Голос Фабиана стал тихим, а взгляд блуждал от лица к рукам, столу и полу под ним. Казалось, я еще не видел его настолько растерянным. – Я обещал ее отцу выгодную партию. И не представляю более впечатляющего варианта, чем Верховный.

Ответ не торопился слетать с моих губ, и король спрятал лицо в ладонях.

– Ты единственный, кто действительно способен меня уничтожить. Любой из них, имея такую возможность, непременно бы ею воспользовался, и никакие богатства бы их не остановили. Но ты… – Фабиан поднял взгляд, однако вместо ожидаемо усталых и посеревших черт я увидел полное решимости лицо. Уверенный в своем выборе, он собирался настаивать, пока я не паду под тяжестью уговоров или монет. – Ты все еще этого не сделал.

Пара из нас с Иветт, разумеется, получалась нелепая – пожалуй, даже Тристрам и Зария лучше смотрелись вместе, – но перспективы этого брака впечатляли. Как правило, чародеи предпочитали не связывать себя подобными узами: обычные люди жили слишком мало, прочие чародеи – столько, что успевали до смерти надоесть. Но запрет в Гримуаре прописан не был.

– Что насчет разницы положений? – наконец произнес я. – Пусть ко мне и обращаются «ваше сиятельство», официального статуса у меня нет.

– Вы правда считаете, что кто-то откажет Верховному, потому что века назад он родился не в той семье?

Так же мгновенно, как и вернулся к более вежливой форме обращения, король изменился в лице – с него пропали мольба и бессилие. Он манипулировал мной и ликовал, что справлялся с этим, пусть и не знал, что его действия играют мне на руку. Пытался продумать ходы, построить стратегию и выжать из моего присутствия при дворе все, что только мог, но я всегда опережал его, хотя бы на один крошечный шаг.

Фабиан зачесал серебристые локоны и протянул руку, чтобы пожать мою и скрепить договоренность, однако как только я решился на ответный жест, он отпрянул и прижал ладонью бумаги, всегда лежавшие перед его креслом во время собраний совета.

– Есть вариант получше, – повеселел правитель островов. – Выпьем?

В те минуты я разглядел в Фабиане признаки божественной силы, никак не связанные с разбегающимися по коже реками тьмы. Непринужденность, с которой он сменял личины, определенно напоминала одну из жительниц Эмеррейна – такую же бескомпромиссную и готовую на все, чтобы добиться своей цели. Вот только становилось неясно, почему раз за разом он избирал один и тот же путь, а в этом мире поступал иначе.

Впрочем, главное, что я – или кто-то другой – не позволил искре, пробежавшей между ним и Иветт, разгореться в разрушительное пламя, способное охватить целый мир.

По пути к, как оказалось позже, его покоям Фабиан без умолку твердил о том, насколько он благодарен, но в голосе его не мелькнуло и капли искренности. Стоило признаться, лгал я часто, но к чужой лжи был нечувствителен. В разговоре со мной люди врали почти всегда, иначе причины, по которым они желали обратиться за услугой, звучали неубедительно даже для них самих. Так или иначе, в случае с королем Солианских островов ложь была очевидна, и оттого лишь сильнее сбивала с толку.

С моего прошлого визита спальня короля заметно преобразилась: шкаф очистили от бархатного слоя пыли, на полках появилось больше ярких обложек и декоративных фигурок, на подоконнике возникла ваза с цветами, а в воздухе витал запах свежевыстиранного белья. Возможно, она была такой и утром, но я этого не помнил.

Создавалось впечатление, что прежде в ней ночевали лишь изредка, воспринимая как перевалочный пункт, но теперь обжили, вдохнули сил, коснулись заботливой рукой. Я сомневался, что Фабиан уже приводил госпожу Дюваль в свои покои, но и готовить ее к новому жильцу не могли – новоиспеченным супругам наверняка полагалась более просторная, богато украшенная комната, соответствующая их положению в обществе. Оглядываясь, я невольно нахмурился, и в ответ на это король лишь пожал плечами. Будто из ниоткуда достав бутылку вина, что однажды появлялась и в моих покоях, Фабиан разлил напиток по бокалам, почему-то поданным к завтраку – на столе, теперь отодвинутом к окну, ждали давно остывшие блюда. Мы вели разговор, но мысли мои блуждали в местах, далеких от тем, что поднимал король. Кусочки мозаики никак не желали складываться в единую картину.

– Разве вы не любите ее? – вдруг вырвалось у меня. Один из вариантов ответа не вписывался в цепочку, что должна привести к краху всего сущего, к бессилию народов, правителей и чародеев, к божественной силе, разрушающей