Жрец со щитом – царь на щите - Эра Думер Страница 40

– Это что сейчас было?

Ливий намотал на пальцы невидимую пряжу, как бы задаваясь вопросом, не спятил ли я. Он показал жестами, что ничего не слышал.

– Ветер гуляет. Вилла старая. – Я приподнял крышку одного из горшочков с настенных полок. В нос ударил квёлый аромат сушёной травы. – Надо осмотреть территорию. Может, удастся найти хоть что-то на ужин.

Ливий покивал. Он обнаружил кольцо в полу. Потянув за него, мы открыли спуск в погреб. Я предложил распределиться: Ливий обследует помещение под кухней, а я поброжу по округе в поисках одичалых культур – сварить кашу из топора для меня ерунда.

Так и поступили: я покинул виллу с зажжённой свечой, прихватив с собой черенок от лопаты, чтобы обойти владения безымянного аристократа.

В запущенной оранжерее не нашлось ни единого целого плода. Я поднимал ободранную ботву, присматриваясь к сухой земле, но ничего. Такой же результат поджидал меня и на прилегающей территории.

Меня поразил масштаб угодий – неизвестно, что за богач жил на вилле, но не каждый патриций мог похвастать собственными конюшнями. Стойла пустовали, сквозь худую крышу свистел ветер и капала дождевая вода. Пахло деревом и сеном. Я разворошил посохом сено, но не нашёл ничего, кроме окаменелого навоза, отломанных удил и ржавой подковы. Пнув последнюю с досады, покинул конюшню ни с чем.

Запутавшись в сорняках и колотя их посохом, выругался и пошёл было обратно к дому, но тут кто-то утробно простонал над самым ухом. Остолбенев, я вслушался в отзвук – ничего.

– Неужто это боги говорят со мной? – Спохватившись, я обратил взор к небесам и раскинул руки. – О боги, что говорите вы мне?

Скрипнула дверь. Я ощутил, как близко знамение, хоть руку протяни! Я так, впрочем, и сделал, но дверь скрипнула повторно, механически, вынудив взглянуть на источник шума.

Я свесился на перилах:

– Ливий! От тебя со страху весь дух выплюнешь… – Глядя на то, как он щурится, всем своим царским видом передавая обиду моей оценкой, я растёкся окончательно. – Не о том, что ты страшен, побойся Венеры, о блистательный! – Я закатил глаза. – Здесь творится что-то дурное.

Ливий поднял за лямку холщовый мешок и потряс. Заметив мой интерес, растянул завязки, вытащил охапку чего-то мелкого и на моих глазах высыпал обратно. Оживившись, я подбежал и запустил руку в хрустящее рассыпчатое зерно.

– Спельта, – довольно ухмыльнулся я. – Сварю наваристый пульс[19].

Ливий затянул лямки, вместе с ними – мой палец.

– Дурной! – Я цыкнул, глядя на надутые губы Ливия. – Я осведомлён, что ты любишь жидкий пульс, но будешь жрать что дают. Мне совершенно не нравится водянистая кашица. Единственно правильный способ приготовления, – многозначительно заверил я, – это сделать его густым и нажористым.

Когда ночь сгустилась, мы заканчивали ужин. Я наклонил миску, допивая жидкий пульс. Ливий смёл свою порцию и просил добавки, стуча, как слабоумный, по столу ложкой. Мало того, у меня дёргался глаз со своего допущения – я разбавил полдюжины унций крупы большим количеством воды, случайно приготовив любимое блюдо Ливия.

Закрывшись миской, я засмотрелся на него. Весь лучился счастьем – и ведь не потому, что насытился.

«Он просто рад мной манипулировать. Змея! Даже без языка верховодит».

– Что ж, – сказал я, швырнув ложку в пустую миску, – заночуем, и с первыми лучами двинемся на юг. Покажи карту.

Ливий покопался в походных вещах и выудил пергамент. Он прибрал посуду, пока я разворачивал свёрток. Крутил его, крутил… Червей в рот тому картографу, который, видно, мнил себя художником, – иначе как объяснить, зачем вместо начертаний рек и суши он изобразил мудрёную паутину?

Закольцованные пальцы остановили моё мельтешение. Ливий с улыбкой, углублённой игрой теней от трепещущего огня, присел на краешек стола. Я позволил ему выровнять карту и проследил за перстом, что блеснул перед носом, перебрался через римские холмы, обогнул какой-то юго-западную возвышенность – или юго-восточную, пёс разберёт, – погрузился в зелёный массив и соскользнул к синей вене Тибра.

Я оживился:

– Так это наш маршрут! Вот тут Рим… Вышли от Авентина, холма для плебеев, где ютимся мы с отцом по твоей милости. А вот тут мы встретили дурака-варвара…

Ливий, как духовный наставник, довольный умозрением ученика, кивнул. Я повторил путешествие и столкнулся с его пальцем. Он не убрал руку: изучал меня взором, как я – карту.

– Ну что ты смотришь? Что ты так смотришь, Ливий? – Я вонзил пальцы в свои кудри и потрепал их. – Хочешь услышать, каким гадким другом я был? Да, на вакханалиях, знаешь ли, мне не доводилось дружить с кем-то по-настоящему. Когда в исступлении таскаешься по римским улицам плебеям на потеху, вспоминаешь о том, как гулял по ним в детстве и жизнь была благодатной! Когда раздеваешься, чтобы сношаться с кем попало, до одури хочется влезть в юношескую тогу и никогда не быть взрослым.

Ливий смотрел теперь сочувственно из-под бровей домиком. Я подпер щёку, уперевшись локтем, и избегал смотреть на него.

– Окружённый похабными выпивохами, ночными девами и всяким сбродом, прикрывавшим тягу к разврату божественным откровением, я был никем. Я никогда не слышал в себе Вакха, ясно? – Я схлестнулся с молчаливым собеседником взором. От его вида усмехнулся: – Делаешь участливый вид, Ливий? Да что ты понимаешь… Должности Царя священнодействий, предположим, ты не шибко рад, зато в зажиточные патриции рвался сколько я тебя помню! Такая жизнь по тебе – ешь, пей, ни в чём себе не отказывай. О во имя Бахуса! – Подогреваемый гневом, я вскочил на ноги, повалив скамейку. Ливий вздрогнул от громкого звука. – Обет верховного жреца – не столь тяжкое бремя, ведь цель оправдывает средства, так? Полагаю, Ливий Туций Дион – из тех юношей, что готовы годами ублажать патрицийскую вдову, чтобы изжить её со свету и…

Звон в ушах оборвал меня. Я отрывисто дышал, держась за горящую щёку. Той же рукой, которая огрела меня по лицу, Ливий ударил себя в грудь и показал указательный палец. Затем ещё раз, и ещё. Я чётко слышал в его жесте: «Да я-то один! Я – один! Я остался совсем один!»

Глаза Ливия наполнились слезами, и когда он хлопнул себя в грудь последний раз – дрогнувшей рукой, устало, – они рассыпались по щекам. Бывший друг долго делал вид, что не замечает моей травли, но шоры спадают чаще всего у строптивых