Фрейя. Ведущая волков - Аля Файпари Страница 40

«Игла времени сшивает любые порезы», – говорила мама, но как бы она ни старалась, ей не удавалось скрыть грусть и неуверенность в голосе. Смерть отца оставила на ее сердце огромную кровоточащую рану, и даже по прошествии многих лет она не затянулась.

Теперь я в полной мере осознала, как тяжело ей было нести бремя смерти. Ей и Тео. Ведь я отца почти не помнила.

Порой долгими зимними ночами боль становилась такой нестерпимой, что я едва не поддавалась искушению забыть – стереть из головы их образы, избавиться от преследовавших меня голосов. Но не позволяла себе. Они были живы, пока я их помнила. И если эта борьба была единственным, что удерживало их от забвения, я готова была сражаться до последнего.

На закате в двери постучали. Не дожидаясь приглашения, Ник вошел внутрь и огляделся.

Сахаар, крадучись, пришла на звук и уже было приготовилась разразиться очередной злобной тирадой, но при виде внука задумчиво скрестила костлявые руки на груди. Внимательно обвела взглядом темные круги под его глазами, растрепанный пучок и слегка ссутуленные плечи.

– Тяжелый день? – без малейшего сочувствия в голосе хмыкнула она.

– Много работы, – хрипло ответил Ник и повернулся ко мне. – Ты закончила?

Я с облегчением кивнула и отложила двадцатую по счету миску в сторону.

– Отлично. Тогда идем. Я ужасно голоден.

У меня в животе громко и требовательно урчало еще с обеда, но хозяйка дома в эти моменты искусно притворялась глухой. Впрочем, предложи она мне хоть что-нибудь, я бы все равно отказалась. Мне не хотелось наглеть и требовать больше того, что мне уже давали.

– Больше не приходи, – предупредила меня старуха.

– До завтра, Сахаар, – с улыбкой попрощалась я и поспешно проскочила мимо Николаса, который придерживал для меня дверь.

Мне нестерпимо хотелось взглянуть на небо.

Сегодняшний закат был едва ли не прекрасней того, которым я любовалась вчера. Нежно-розовое свечение пробивалось из-под насыщенных облаков цвета шалфейных лепестков.

– Здесь всегда так. К этому невозможно привыкнуть.

Николас устремил взгляд вверх, и в его глазах отразилась крошечная копия неба. Выбившиеся темные пряди лезли ему в глаза и цеплялись за длинные ресницы, но он либо не замечал этого, либо был слишком утомлен, чтобы убрать их. Он посмотрел на меня из-под полуопущенных век.

– Как прошел день?

– А как еще он может пройти с твоей милой бабулей? – проворчала я.

Николас широко ухмыльнулся, отчего на щеке показалась ямочка.

– Должно быть, чудовищно. Хотя вы, кажется, поладили.

Я хмыкнула.

– Не верю, что такое вообще возможно.

– Многие пытались, – с наигранной серьезностью сообщил он.

– Боюсь, я не захочу услышать, что с ними случилось.

Мы стояли, почти соприкасаясь плечами, и с улыбками смотрели на небо. Как только я осознала это, внутреннее тепло бесследно испарилось, а вокруг чувств воздвиглась такая высокая неприступная стена, что ее не проломил бы и таран.

– Все в порядке? – нахмурился Ник. Он добился от меня лишь скупого «да» и без дальнейших расспросов повел к дому.

Тем вечером моими ранами занималась Делия, и я не смогла скрыть легкий укол разочарования даже от самой себя. Однако, если в присутствии Николаса меня никогда не покидали напряжение и волнение, ее ласковые прикосновения и тихий, успокаивающий голос расслабили каждую клеточку моего тела. Она умело контролировала выражение своего лица, что было немаловажным навыком в ее ремесле: при виде моего распухшего плеча на нем не дрогнул ни один мускул.

– Надо же, Ник накладывает швы лучше, чем я, – наигранно возмутилась Делия.

– Есть хоть что-то, в чем Николас плох? – процедила я едва слышно.

– О да! – весело отозвалась она. – Он совершенно отвратительно готовит. Ему лучше вовсе не подходить к котлу, иначе обязательно что-то подгорит или переварится.

Я сдержала улыбку, чувствуя неловкость оттого, что мой вопрос услышали.

– Значит, еда, которую он мне приносит, приготовлена не им?

– Даже не сомневайся, если он вздумает угостить тебя своей стряпней, ты сразу об этом узнаешь.

Мы обе тихо рассмеялись, и мне сразу стало легче. Делия так быстро располагала к себе, что даже не верилось. А мне так не хватало материнского тепла, заботы и женских разговоров по душам!

Я не должна была привязываться. Ни к кому из них. Однако это уже начало происходить – слишком быстро, против моей воли и обстоятельств. Мне было страшно. Но еще больше меня пугало одиночество.

Волку необходима стая. Одиночки – легкая добыча.

– Убирайся.

– Проваливай.

– Не путайся под ногами.

Последние несколько дней запомнились мне смутно, но все они неизменно начинались с этого. С каждым разом злость на лице старухи была все более напускной, и прогоняла она меня скорее по привычке. Удивительно, но к обществу Сахаар привыкнуть оказалось легче всего. Даже наши непрекращающиеся перебранки не портили мне настроения. Старушке, впрочем, и портить было нечего – настроения у нее не было всегда.

Работа выжимала из меня все соки, но я старалась не показывать усталости и безропотно бралась за все, что мне давали. В конце дня я без сил валилась на подстилку у кровати и практически сразу проваливалась в сон, а по ночам вскакивала в холодном поту от очередного кошмара и долго сидела на полу, успокаивая дыхание и гипнотизируя луну, что глядела на меня из окна.

С Николасом мы почти не пересекались. Он приходил в хижину Сахаар на закате, провожал меня до дома и уходил наверх, к себе в комнату, едва переставляя ноги. Моими ранами занималась Делия, к которой часто присоединялась сестренка Ника. «Занят». «Работает». «Еще не освободился», – каждый раз зачем-то сообщала целительница, будто извиняясь.

Он целыми днями пропадал на тренировочном поле, в конюшне, в кузнице или в лесу. Охотился, помогал в починке домов, ковал оружие, посещал редкие советы клана и обучал молодых бойцов.

Я поглядывала на него из окна хижины Сахаар и ни разу не увидела, чтобы он отдыхал. А потому невольно не давала спуску и себе. В голове постоянно всплывал вопрос: «Неужели он всегда так много работает?», который я не осмеливалась задать вслух, но по глазам остальных понимала, что за этим что-то крылось, что знали они гораздо больше моего.

– Девочка, принеси воды из колодца. Да поживее.