Морфир Бьёрн - Тома Лавашри Страница 4

Все собрались в зале, мы посматривали на моих родителей, сохранявших спокойствие, и это немного нас ободряло. Один только Гуннар провел ту ночь в своей постели.

– Дай мне поспать, я устал! – рявкнул он на Дизира, который пришел за ним по просьбе матери.

Как будто в такую ночь кто-то мог спать! Скажем честно, Гуннар хотел покрасоваться перед нами. И совершенно напрасно: утром мы обнаружили, что его постель под потолочной балкой покрыта толстым слоем обломков и сора.

Потолок детской спальни прогнулся в двух местах, но вьюга не смогла пробиться внутрь. Бывают же чудеса!

– Сыночек мой! – в ужасе воскликнула мама.

Но Гуннар был жив. Не в лучшем виде, но живой.

Другие спальни тоже пострадали. Стены уже не выглядели целыми и невредимыми. В спальне родителей и в комнате слуг гулял ледяной ветер, пробившийся через сотни новых пугающих трещин. Кладовка, где хранилась еда, покосилась в западную сторону, и стены ее опасно накренились.

Пока мы изучали повреждения, возникшие этой ночью, пастух Друнн метал недобрые взгляды в сторону Дизира, как будто полутролль виноват в наших несчастьях.

Мы решили перетащить кровати и еду в общий зал: остальные помещения были теперь ненадежны. Перед тем как запереть их двери навсегда, мы вынесли оттуда всю мебель, которой можно было укрепить четыре стены, оставшиеся нам защитой.

Теперь нам предстояло быть вместе днем и ночью, и это могло продлиться несколько месяцев.

4

Подруга жизни

Наш общий зал с бодро полыхающим очагом и с утра до вечера горящими лампами выглядел словно убранный к празднику. Но это был не праздник. Вьюга держала нас в плену уже два месяца и пять дней. Ее скрипы и завывания, то глухие, то пронзительные, изматывали нервы: мы слышали, как она смеется, это правда!

И все же с той рождественской бури она ослабила хватку. Мы слышали, наши спальни и кладовка продержались не больше часа с того момента, как мы оттуда ушли. И может быть, этой победы вьюге на некоторое время хватило, но мы не питали иллюзий.

– Следующая атака будет серьезней, – предупредил отец.

С помощью полутролля Дизира он снова и снова укреплял стены и крышу. Кровати, стулья, даже крохотная табуретка шли в ход – и мебель быстро кончилась.

А с ней и удобная жизнь.

В те памятные дни я решил, что моей подругой жизни (а именно так я это тогда называл) станет Кусандра. Мы с моим мечом больше не расставались. Я спал с Кусандрой, ел с ней… Я называл ее «моя подружка», «колюченька» или «дорогуша», она стала как будто моим продолжением.

Одним ударом я рассекал в длину свечку или даже тонкую камышинку. Я упражнялся в темном углу, подальше от чужих глаз. Ведь если бы Гуннар застал меня за этим занятием, он бы уж позабавился – правда, бедняга лежал с замотанной головой. Но я будто слышал его насмешки: «Смотрите, Бьёрн нашел себе врага по силам – сражается со свечкой!»

Как-то ночью, когда я уснул, прижимая к себе Кусандру, я увидел сон. Некто вызвал меня на бой. Мой противник по возрасту и росту походил на Гуннара, но это был не он и не кто-либо из моих знакомых. Это был человек без лица.

– Сейчас отрублю тебе руки и ноги! – крикнул он и ринулся в бой.

Было страшно, сердце бешено колотилось, но я защищался как мог. Бой длился, казалось, целую вечность. И ощущался на удивление реальным.

Проснувшись на рассвете, я оказался мокрым от пота, а тело ныло от уколов меча. Боль была такой сильной, что я задумался: вправду ли это лишь сон? Я зажег лампу. К моей большой радости, на коже не обнаружилось ни одной царапины, никаких следов от меча.

– Спасибо, господи Иисусе! – тихонько пробормотал я, так говорила мама.

За завтраком, заметив мой усталый вид, отец нахмурился:

– Ты что, не спал? – проворчал он. – Ночь – время отдыха!

Он подумал, что мне не давал спать хохот вьюги. Признаться, в прошлые ночи маме не раз приходилось успокаивать нас с сестрой. И если для Инге такое считалось нормальным, то со мной, мальчиком, отец решил быть построже. Он хотел, чтобы я преодолел страх.

Безликий воин являлся и в следующие ночи. Каждый раз мне приходилось бороться за свою жизнь изо всех сил. И постепенно у меня стало получаться лучше. Ему все реже удавалось до меня дотянуться, это его раздражало, а вот я иногда наносил ему чувствительные удары, и от этого он буквально выходил из себя.

Как-то ночью он от ярости разразился леденящими криками, похожими на завывания вьюги. Но я не больно-то испугался.

На следующую ночь, когда мое сопротивление взбесило его еще сильнее, чем раньше, он бросился на меня с мечом.

– Умри, собака! – орал он.

Отклоняясь от удара, я вдруг переложил Кусандру в левую руку: так было сподручнее отразить атаку. Эта странная, неожиданно смелая мысль меня самого удивила. А моего соперника этот ход застал врасплох, и он наткнулся на острие моего меча, тело его забилось в чудовищной судороге, безглазая голова завращалась на шее… Но потом безликий парень вновь обрел силы и продолжал нападать на меня еще более злобно.

В то утро я опять проснулся совершенно мокрым от пота.

«Когда же это кончится?» – думал я.

Но на самом деле, я уже не так злился из-за этих безумных ночей. И когда я обнаружил Кусандру в левой руке, сердце мое наполнила гордость.

– А что, мы с тобой неплохо вышли из положения, – сказал я, прижимая к себе меч.

– Ты теперь болтаешь сам с собой? Эй, отец! Бьёрн говорит сам с собой!

Это, конечно, Гуннар.

Моему брату стало лучше. Он почти совсем поправился, если не считать негнущейся шеи и головокружений.

Маме приходилось укладывать его чуть ли не насильно, ведь он мечтал лишь об одном: снова взяться за меч. И как всегда, я-то отлично знал, что́ у него на уме. Он хотел сразиться со мной, на этот раз – в полном хладнокровии и разбить меня наголову, соблюдая все наставления отца.

Как-то вечером за ужином он со смехом крикнул мне:

– Ну держись, брательник, скоро я уже буду как огурец. И тогда – смотри у меня!

И Гуннар замахал рукой, будто бьется насмерть. Он так раскачался на стуле, что стукнулся, и пришлось ему тащиться на свой матрас, хромая и потирая больную шею.

– Берегись! – еле слышно пробормотала Мага.

Наша кухарка с каждым днем все больше съезжала с катушек. Нападение на пастуха Друнна и потеря наших спален, похоже, ее доконали. Если раньше она была хлопотуньей и за словом в карман не лезла, теперь от нее осталась лишь бледная тень.

– Вот наш Гуннар разошелся! – одобрительно бросил Друнн, который в моем брате души не чаял. – Ну достанется скоро Бьёрну на орехи!

Как же я его ненавижу, бог ты мой!

И тут еще отец объявил, что тот, кто одержит победу в ближайшем поединке, получит в награду ожерелье из зубов ненасытров. А все в нашем доме знали, как Гуннару нравился этот трофей, напоминавший о безжалостных схватках, в которых Эйрик покрыл себя воинской славой. С детства мой брат приставал к отцу из-за этого бесценного сокровища. Вечно он просил на него еще раз посмотреть, потрогать, требовал назвать ему имя владельца каждого из жутких клыков, собранных в этом ожерелье. Отец же, по обыкновению, избегал конкретных ответов. Мы знали только, что самый крупный клык принадлежал боевому главарю ненасытров, жестокому Длинношею.

– Берегись! – опять пробормотала Мага.

В животе у меня закрутило. С такой наградой поединок превращался в серьезнейший бой. Перед глазами уже встала картинка: я лежу поверженный на земле, а Гуннар, поставив