Миазмы. Трактат о сопротивлении материалов - Флавиус Арделян Страница 38

Третьего града. Она перелистнула несколько страниц и обнаружила гравюру, на которой мужчина держал в руках крошечный гроб, а рядом стояла женщина, просто одетая, очень грустная, прискорбно простая. Чуть дальше – еще одна пара, помоложе, на этот раз между ними была кошка. Их лица тоже казались грустными, как и у мужчины с головой коня в руках. Каждый что-то держал в руках. Лили отложила книгу и увидела, что снаружи быстро темнело. Она почувствовала подступающий со всех сторон холод, но не осмелилась закрыть окно. По телу пробежала судорога, а потом девушка затряслась мелкой дрожью. Она несколько раз поднимала глаза и внимательно разглядывала дальние углы чердака. Прислушивалась, но безрезультатно. Опять взялась за книгу, которая на этот раз послушно открылась на закладке: зажатом между страницами куске красной веревки. Она наклонилась, чтобы получше рассмотреть текстуру нити, и почувствовала странный запах, поднимающийся из места между страницами: как будто вокруг нее блуждал кусок старого мяса, ускользая от внимания, оставляя за собой гнилой душок. Она прочитала слева и справа от веревки:

22:01: И вот, в одиннадцатый день стеклянного месяца семьсот сорок первого года, эпохи Второго града, святой Тауш испытал скырбу в последний раз.

22:02: Находился святой Тауш в пещерах Мандрагоры, спустившись туда ради того, чтобы возглавить отверженных и заблудших, как вдруг перед глазами у него потемнело, и он заснул.

22:03: И страшную жажду, жуткий голод почувствовал он во тьме своей сути, и не знал святой Тауш, где находится.

22:04: И тогда святой Тауш подумал о Тапале и его собратьях, и тогда в его душе воссиял свет, и внезапно очутился он под городом. Туннели устремлялись во все стороны, и тьма была бесконечной.

22:05: Там повстречал он человека с головой коня, который не принадлежал Великому Червю, но жил в его доме. Человек с головой коня рассказал святому Таушу, каково жить в не'Мире, и сильно удивился святой, ибо он лишь с порогов видел мир за пределами, и всякий раз испытывал такое отвращение, что не мог пойти дальше.

22:06: Святой сохранил в памяти все, что сказал ему не'святой, которого он как будто давным-давно знал, и очень внимательно слушал, когда человек с головой коня поведал ему еще кое-что: последнюю тайну узнал Тауш у человека с головой коня и унес ее с собой наружу.

22:07: И вот пробудился святой Тауш от своей последней скырбы, вышел из лабиринта и начал проповедовать последнюю тайну человека с головой коня, который не принадлежал Червю, но жил с ним.

22:08: Но мэтрэгунцы устрашились слов святого и убили его, а части его разбросали на все четыре стороны, и ученикам пришлось собирать их, словно драгоценные камни, и уносить в глубины лесные.

22:09: Говорят, что уже на вторую ночь святой стал являться горожанам во сне и творить чудеса. Так святой Тауш стал покровителем подземелий, лесов и мужских сновидений.

Лили закрыла книгу и посмотрела в окно. Ей стало страшно, захотелось кого-нибудь позвать, но кого? В доме не могли ей помочь – она это знала, слышала, чувствовала. Она думала про обгорелую, Аламбика, тетушку Валерию и Данай, уснувших юниц, только про отца больше не думала.

Она сидела неподвижно у окна, пока на Альрауну не пал вечер, как будто убитый наповал.

Раздался шум, и дверца опять открылась. Кто-то просунул на чердак тарелку с густым супом-чорбой и очередным кусочком хлеба, смоченным в бульоне. Рядом на подносе также стояла чашка с водой и две свечи, одна спичка и огниво. Лили даже не попыталась ничего сказать, она знала, что это бессмысленно; ей надо было выдержать и вторую ночь, усвоить урок, покинуть чердак. Ее не могут держать здесь дольше, нет, они так не поступят, твердила она самой себе и гладила воск, разминала в ладонях, готовилась согреться так, как умела лучше всего.

Она зажгла одну свечу с первой попытки. Капнула на пол воском и закрепила ее. Огонек был слабенький, озарял лишь пространство в непосредственной близости; силуэты накрытой простынями мебели превращались в нелепых великанов, которые в свой черед боролись со сном. В окно заплывали незнакомые запахи. В городе что-то происходило. Смутные звуки, далекие голоса. Она подумала, сама не зная почему, о святом Тауше, но мысль умчалась прочь, будто непокорный жеребец, и Лили даже толком не успела понять, в чем суть. Она опять осталась нагой и одинокой.

Она вспомнила про второй сундук, который еще не открывала. Подтянула его ближе к свече и заглянула внутрь: женская одежда, папка с эскизами и коробочка, на которой было написано имя ее матери. Лили ощутила пустоту в животе, и от ее ускорившегося дыхания все сильнее колыхались материнские кружева, чей запах она с волнением вдыхала. Она поставила коробку на пол, открыла. Внутри был еще один деревянный ящичек, который она тоже открыла. Увидела третий ларец. Лили открыла его и замерла при виде длинного толстого предмета из черного дерева, полированного и гладкого. На одном конце у него была выемка, а сама верхняя часть оказалась слегка утолщенной, похожей на еще не проснувшуюся цветочную луковицу.

Она заснула, стараясь не думать о святом Тауше, чье присутствие ощущала на чердаке, и поблагодарила великана Тапала за то, что родилась девочкой, а не мальчиком, ведь иначе святой мог бы явиться к ней во сне, чтобы поделиться тайной человека с головой коня, который, как говорили, не принадлежал Великому Червю, но жил в его доме.

Ее разбудили громкие голоса, крики, взрывы. Лили вскочила, подбежала к окну, и увиденное показалось ей сном, однако, когда от страха подкосились ноги, она поняла, что не спит. Альрауна горела. Крыши были охвачены пламенем, и среди огня, охватившего Прими, раздавались жуткие вопли. Горел даже шпиль церкви, ее крыша наполовину обвалилась, от стен остался каменный скелет. Улица перед домом полыхала, огонь прыгал с ветки на ветку, ветер швырял вонючий дым в маленькое окно. Девушка бросилась к двери чердака и начала колотить в нее руками и ногами, крича:

– Помогите! Спасите!

Ветер, задувавший в окно, крепчал, поднимая пыль. Обезумев, он собирал пламя со всего города и изливал в их двор. Лили плакала и умоляла домашних, звала кого-нибудь, кого угодно, просила подняться и открыть дверь, но ее как будто никто не слышал, про нее как будто никто не знал, и вот огонь охватил хозяйственные пристройки, осталось совсем мало времени до того момента, когда первый этаж, а за