Потомок седьмой богини - Алессандра де Амальфи Страница 34

Покинув небосвод, солнце перестало раздражающе щекотать веки, и это вдохнуло в меня желание подняться с постели. Силы удивительно быстро вернулись в каждую клетку моего тела, будоража и заставляя его трепетать от жажды действий. Я спустился в подземелье, чтобы вновь проведать виверну, но затем передумал и отложил это дело, посчитав, что ей следует сначала свыкнуться с мыслью о моем над ней господстве. Свернув вместо этого в комнату, отведенную под лабораторию, я взялся за составление нового снадобья.

– Помнится, он что-то говорил о сыпи, – бормотал я под нос.

Полынь, ним, цветки пижмы и календулы… Рыская в поисках ингредиентов, я заметил, что слуги короля пополнили некоторые запасы, и, судя по всему, делали это регулярно, хоть я о том и не просил. Это заметно облегчало работу. Но то, что кто-то входил в лабораторию без моего ведома, разожгло едва потухший костер всепоглощающего гнева, который годами руководил моими действиями и словами. Неужели младенец, занявший местный трон, считал, что он вправе меня проверять? Вправе считать, что Верховный – которым, к слову, никто не становился просто так – будет сидеть на короткой цепи, как пес или хотя бы непослушная виверна?

С трудом подавив желание вмешать в лекарство убойную дозу зелья для проявления сил, я закончил работу и поднялся наверх, намереваясь высказать королю несколько мыслей относительно его подхода к ведению дел. По вечерам он часто оставался в столовой один, чтобы не тратить время на переход между комнатами – бумаги приносили ему прямо к столу, как только он объявлял о конце трапезы. Ворвавшись в столовую, тем не менее я обнаружил, что ужин затянулся и присутствующие остались не просто потому, что не успели доесть десерт. Они праздновали.

– Поднимем же бокал за счастье, ожидающее этих чудесных молодых людей, – воскликнула пожилая дама, несмотря на жизнерадостный тон не спускавшая строгого взгляда с короля. Ее бледные щеки покрывал щедрый слон румян. В таких количествах косметику использовала лишь высокородная знать, не привыкшая думать о расходах. – И за наследников, которых подарит этот союз!

Изрядно выпившие – и безразличные к тому, чье именно благополучие стало поводом для тоста – гости взревели, сталкивая бокалы, некоторые из которых тут же разлетелись на осколки. Фабиан сидел во главе внезапного торжества, вежливо улыбаясь приближенным и невесте, нахо-дившейся на другом конце длинного стола. Взгляд Иветт, однако, прятался на дне бокала. Я взглянул на место слева от короля, которое занимал раскрасневшийся герцог, что так любил украшать одежду всем блестящим и сверкающим. Его лицо тотчас – какая удача! – скривилось. Зажав рот рукой, он так спешно встал из-за стола, что опрокинул стул. Король не повел и бровью.

– Ваша тетушка? – произнес я, поднимая стул и устраиваясь на желанном месте.

– Это так очевидно? – потускнел Фабиан.

– Никто больше не смеет смотреть на вас с укором. Кроме того, в ваших лицах есть общие черты, – пояснил я. Король тяжело вздохнул, как будто это сходство тяготило и обременяло его, не давая спокойно спать по ночам. – Она приехала издалека?

– Было бы здорово, но она не покидала Тэлфорд с тех пор как родилась и не планирует этого делать. Ей нездоровится. Да и стала слишком стара для разъездов. В детстве я даже несколько раз забывал ее лицо и пугался, когда незнакомая женщина, проходящая по коридору, вдруг хватала меня на руки и принималась кружить, осыпая поцелуями, так редко она находила силы со мной пообщаться, – неожиданно поделился Фабиан. Я с ухмылкой вспомнил слова стражника со стены, что головные боли, вероятно, и стали причиной того, что король научился-таки вовремя закрывать рот. – Впрочем, детей она очень любит, хоть своими так и не обзавелась.

– И вы позволяете ей публично торопить вас сделать то, что ей не удалось?

– Это и лучшие лекари – все, что я могу ей дать.

Слуга опустил на стол передо мной три бокала вина, и я, попробовав каждое, остановил выбор на самом терпком. Фабиан с нескрываемым удовольствием смотрел на то, как вдумчиво я отношусь к столь, казалось бы, неважному выбору, и чуть потирал подбородок, покрытый вуалью темной щетины. В тот день волны серебра на его голове были аккуратно зачесаны, и я, прежде не обращавший особого внимания на прическу короля, отметил, что хорошее расположение духа вселяло в него куда больше желания выглядеть живым, нежели делать что-то, способное оживить его изнутри.

– Польщен, что работа местных виноделов удовлетворяет столь искушенного гостя, как вы, Эгельдор.

Мое имя соскользнуло с его губ так легко и естественно, словно капля росы, скатившаяся с изогнутой травинки пасмурным утром. Впрочем, если задуматься, он и вправду произносил его без сомнений и запинок, лишь в последний раз наполнив каждую букву нетерпением и злобой, требующими немедленного исполнения приказа. Мне его имя давалось куда тяжелее: оно нехотя проталкивалось наружу и в пути так уставало, что часто выходило почти беззвучным.

– Госпожу Дюваль оно, однако, не заинтересовало, – заметил я.

Иветт задумчиво покачивала бокал и постоянно пыталась отпить хоть каплю, но морщилась, поднося напиток к носу, и на время бросала эту затею, увлекая в разговор очередного собеседника. На ее лице красовалось куда меньше веселья и интереса, чем в нашу последнюю встречу, и это, стоило признать, делало ее лик куда более привлекательным.

– Она еще дитя, – вздохнул король. – Ей интересны сплетни, платья и танцы, а не редкие сорта винограда, старые книги и развитие страны. Женись я, как полагается, когда только стал мужчиной, у меня могла бы быть дочь, по возрасту почти равная ей. Разве это… нормально?

– Вопрос, полагаю, не требует ответа, – хмыкнул я, пытаясь прикинуть, сколько неравных браков устроил на своем веку. – И насчет книг вы не правы. Госпожа Дюваль поразительно много знает о поэзии и, к слову, предпочитает именно тех почитателей Ороса, чьи дедушки и бабушки лично присутствовали на знаменитых приемах бога искусств.

– Я бы обсудил с ней это, если бы она пожелала, но в последние дни леди Иветт избегает моего общества. Впрочем, неудивительно, ведь после того как я перестал принимать…

Негромкий дрожащий стон прервал речь короля, но я понял, что издал его сам, лишь по тому, как обеспокоенно правитель островов дернулся в мою сторону. Я отпрянул, не желая проявлять слабость, но боль, изначально возникшая в левом бедре, вдруг перекинулась на бок, а затем – на спину, и внутренности заполыхали, будто в рот мне залили чан кипящего масла. Сдерживать приходилось уже не сдавленное мычание, а крики, рвущиеся наружу с упорством зверя,