Князь Света. Порождения Света и Тьмы - Роджер Желязны Страница 32

вдоль по немощеной главной улице, наслаждаясь вечерней прохладой. В подворотнях и дверях обнимались влюбленные. Он миновал дом, где над умершим причитали плакальщики. Какой-то нищий увязался за ним и не отставал с полквартала, пока наконец он не оглянулся и не посмотрел ему в глаза со словами: «Ты не калека», и тот бросился прочь и затерялся в толпе прохожих. В небе вспыхнули первые огни фейерверка, спадая до самой земли длинными, вишневого цвета лентами призрачного света. Из Храма доносились пронзительные звуки нагасварамов и комбу. Какой-то человек, споткнувшись о порог дома, чуть задел его, и он одним движением сломал ему запястье, почувствовав его руку на своем кошельке. Человек грязно выругался и позвал на помощь, но он отшвырнул его в сточную канаву и пошел дальше, одним мрачным взглядом отогнав еще двух сообщников.

Наконец пришел он к Храму, мгновение поколебался и вошел внутрь.

Во внутренний двор он вступил следом за жрецом, переносившим внутрь из наружной ниши маленькую статую, почти статуэтку.

Оглядев двор, он стремительно направился прямо к статуе богини Кали. Долго изучал он ее, вынув свой клинок и положив его у ног богини. Когда же наконец поднял его и повернулся, чтобы уйти, то увидел, что за ним наблюдает жрец. Он кивнул ему, и тот немедленно подошел и пожелал ему доброго вечера.

– Добрый вечер, жрец, – ответил Яма.

– Да освятит Кали твой клинок, воин.

– Спасибо. Уже сделано.

Жрец улыбнулся:

– Ты говоришь, будто знаешь это наверняка.

– А это с моей стороны самонадеянно, да?

– Ну, это производит не самое, скажем, лучшее впечатление.

– И тем не менее я чувствую, как сила богини снисходит на меня, когда я созерцаю ее святилище.

Жрец пожал плечами.

– Несмотря на мою службу, – заявил он, – я могу обойтись без подобного чувства силы.

– Ты боишься силы?

– Признаем, – сказал жрец, – что, несмотря на все его величие, святилище Кали посещается много реже, чем святилища Лакшми, Шакти, Шиталы, Ратри и других не столь ужасных богинь.

– Но она же не чета им всем.

– Она ужаснее их.

– Ну и? Несмотря на свою силу, она же справедливая богиня.

Жрец улыбнулся.

– Неужто человек, проживший больше двух десятков лет, желает справедливости? Что касается меня, например, я нахожу бесконечно более привлекательным милосердие. Ни дня не прожить мне без всепрощающего божества.

– Здорово сказано, – признал Яма, – но я-то, как ты сказал, воин. Моя собственная природа близка ее натуре. Мы думаем схоже, богиня и я. Мы обычно приходим к согласию по большинству вопросов. А когда нет – я вспоминаю, что она к тому же и женщина.

– Хоть я живу здесь, – заметил жрец, – однако не говорю так по-свойски о своих подопечных, о богах.

– На публике, конечно, – откликнулся его собеседник. – Не рассказывай мне басен о жрецах. Я пивал с многими из вашей братии и знаю, что вы такие же богохульники, как и все остальные.

– Всему найдется время и место, – пробормотал, косясь на статую Кали, жрец.

– Ну да, ну да. А теперь скажи мне, почему не чищен цоколь святилища Ямы? Он весь в пыли.

– Его подметали только вчера, но с тех пор столько людей прошло перед ним… и вот результат.

Яма улыбнулся.

– А почему нет у его ног никаких приношений?

– Никто не преподносит Смерти цветы, – сказал жрец. – Приходят только посмотреть – и уходят назад. Мы, жрецы, живо ощущаем, как удачно расположены две эти статуи. Жуткую пару они составляют, не так ли? Смерть и мастерица разрушения?

– Команда что надо, – был ответ. – Но не имеешь ли ты в виду, что никто не совершает Яме жертвоприношений? Вообще никто?

– Если не считать нас, жрецов, когда нас подталкивает церковный календарь, да случайных горожан, когда кто-то из их любимых находится на смертном одре, а ему отказали в прямой инкарнации… если не считать подобных случаев – нет, я никогда не видел совершаемого Яме жертвоприношения – совершаемого просто, искренне, по доброй воле или из приязни.

– Он должен чувствовать себя обиженным.

– Отнюдь, воин. Ибо разве все живое – само по себе – не есть жертва Смерти?

– В самом деле, правду говоришь ты. Какая ему надобность в доброй воле или приязни? К чему дары, ежели он берет что захочет?

– Как и Кали, – согласился жрец. – И в казусе этих двух божеств часто нахожу я оправдание атеизму. К сожалению, слишком сильно проявляют себя они в этом мире, чтобы удалось всерьез отрицать их существование. Жаль.

Воин рассмеялся.

– Жрец, который верит наперекор желанию! Мне это по душе. Ты рассмешил меня до упаду. Вот, купи себе бочонок сомы – на нужды жертвоприношений.

– Спасибо, воин. Я так и поступлю. Не присоединишься ли ты ко мне в маленьком возлиянии – за Храм – прямо сейчас?

– Клянусь Кали, да! – воскликнул тот. – Но только чуть-чуть.

Он отправился следом за жрецом в центральное здание и там по ступенькам в погреб, где тут же был вскрыт бочонок сомы, вынуты два кубка.

– За твое здоровье и долгую жизнь, – сказал Яма, поднимая один из них.

– За твоих жутких покровителей – Яму и Кали, – сказал жрец.

– Спасибо.

Они проглотили крепкий напиток, и жрец налил еще по одной.

– Чтобы ты не замерз по ночной прохладе.

– Отлично.

– Хорошо, что эти путешественники наконец разъезжаются, – промолвил жрец. – Их набожность обогащает Храм, но они так утомляют всю прислугу.

– За отбытие пилигримов!

– За отбытие пилигримов!

И они опять выпили.

– Я думал, большинство из них приходит поглазеть на Будду, – сказал Яма.

– Так оно и есть, – ответил жрец, – но, с другой стороны, они не хотят перечить и богам. И вот перед тем, как посетить пурпурную рощу, они обычно совершают жертвоприношения или дарения в Храме.

– А что тебе известно о так называемом Татхагате и его учении?

Тот отвел взгляд в сторону.

– Я жрец богов и брамин, воин. Я не хочу говорить об этом.

– Значит, он достал и тебя?

– Хватит! Я же сказал тебе, что это не та тема, которую я буду обсуждать.

– Это не имеет значения – и вскоре будет иметь еще меньше. Благодарю тебя за сому. Добрый тебе вечер, жрец.

– Добрый вечер и тебе, воин. Пусть с улыбкой взирают боги на твой путь.

– И на твой тоже.

И, поднявшись по ступенькам, покинул он Храм и продолжил свой путь через город – неспешным шагом.

…Когда пришел он в пурпурную рощу, в небесах стояло уже три луны, за деревьями колебалось пламя маленьких костров, в небе над городом светился бледный цветок призрачного огня, влажный ветерок пошевеливал листву