Мертвые земли Эдеса - Софья Шиманская Страница 30

Луций пробежал взглядом по массивному столу из голубого мрамора, зеркалу на стене, кованой стойке с тазом для умывания и не нашел особых перемен.

– Да все как обычно, – пожал он плечами.

Арвина двумя пальцами подцепил с письменного стола скомканную ткань.

– Что это?

Холщовая обмотка Орхо. Луций мысленно дал себе пощечину. Ему моментально стало понятно, что имел в виду Арвина. Уже замылившимся взглядом Луций не замечал в привычном беспорядке следов чужого присутствия. Широкий, расшитый зелеными бусинами змеевика пояс, брошенный поверх сундука. Две чаши на столе, гребни и перевязи неясного назначения, какие-то стамески и гора опилок под ними. Зарубки на стене – иногда талорец от скуки метал в нее кинжал.

А что такого? Раб метает кинжал в хозяйскую стену. Ничего особенного.

– Я тренируюсь, – натянуто улыбнулся Луций. Он забрал из рук Арвины обмотку и принялся аккуратно ее сворачивать.

Тот посмотрел на него с легким скепсисом, а потом пожал плечами и лихим движением сорвал покрывало со своей корзины.

– Сегодня у нас, – громогласно объявил он, – сыровяленая оленина из Сегмона. Жевать невозможно, но вкусно. Мягкий сыр с фисташками и барбарисом из Зена. Сатвийский паштет. Не спрашивай меня, из чего он. – Арвина извлекал снедь из корзины и раскладывал прямо поверх документов. Он достал ярко-зеленый плод, изумленно посмотрел на него и передал Луцию. – Что это такое, я не знаю. А это тебе понравится, – Арвина протянул Луцию маленькую глиняную бутылочку, – бальзам с земель Орды, горький, как сама смерть. Ты такое любишь.

– Ты отца ограбил? – усмехнулся Луций, наблюдая, как Арвина выгружает на стол горшочки, головки сыров, причудливый пышный хлеб и фрукты.

– Он даже не заметит. Отец все это не ест. Ему нравится мнить себя гурманом, но его любимая еда – это каша с изюмом. – Праймус достал из корзины последнюю деревянную коробочку. – Все. Это какая-то сладость из Тиришара. Впрочем, ее я, пожалуй, заберу. – Он чуть зарделся.

По розоватым мочкам Луций угадал направление мыслей Арвины. Ему хотелось сказать другу, что Талия была бы гораздо больше рада копченому мясу в остром перце, но для Арвины дружба Луция с его возлюбленной должна была оставаться тайной.

Арвина откупорил одну из принесенных амфор, отыскал на заставленном столе чаши, наполнил их мягким вином, пахнущим миндалем и акацией, и с удовлетворенным вздохом развалился на кровати Луция так, что пшеничные кудри легли ореолом вокруг его головы. Он залез рядом.

– Расскажешь, что произошло между тобой и Марком? – помолчав, деликатно поинтересовался Арвина.

– Поссорились, – от мыслей о Марке свело скулы, – я немного вышел из себя. Он перешел черту.

– Не говори, если не хочешь, – он приподнялся на локте и теперь сосредоточенно следил за лицом Луция, – он тоже ничего мне не объяснил. Я звал его к тебе сегодня. Он рассвирепел.

– Я сказал ему, что он ведет себя как плебей, – неохотно признался Луций.

Арвина поморщился, как от зубной боли.

– Ауч. Запретная тема.

– Он действительно перешел черту.

– Да какую черту? Что вы вообще могли не поделить?

Луций покачал головой. Чтобы хоть сколько-нибудь внятно объяснить, откуда взялась эта условная черта, начать нужно было с их веселого приключения в подворотне с сенатором. А еще лучше – с рассказа о том, что Луция вырастила талорка. И о происхождении его нынешнего так называемого «раба» упомянуть не забыть.

– Просто армия его испортила, – Луций поднялся, взял со стола несколько закусок, разложил на кровати покрывало с корзины и вывалил их сверху, – давай поговорим о чем-нибудь более приятном. О Мертвой Земле, например. – Он ехидно улыбнулся.

Уши Арвины порозовели.

– Мог бы и поддержать меня. Пришлось признаться Талии, что я никогда не видел Мертвой Земли. Она, конечно, и так догадалась, но… – он принялся отщипывать от лепешки маленькие кусочки, – не знаю, что на меня нашло. Мне хочется ей нравиться, хочется, чтобы она восхищалась мной так же, как я восхищаюсь ей. Мне кажется, я ей неровня.

– Ты-то? – Луций отщипнул кусочек мягкого сыра и отправил в рот. – Отцу не говори, его удар хватит, и никакое тавро не спасет.

– Да к Харону отца. – Арвина залпом допил свое вино. В его золотистых глазах плясали лихие искорки. – Знаешь, я внезапно понял, что мне абсолютно плевать, что он скажет. Да и что он мне сделает? Отречется от меня? Может, убьет? – Он рассмеялся, запрокинув голову. Арвина выглядел лучезарно счастливым и немного душевнобольным. – Он же буквально ничего не может сделать. Даже если я голым в Сенат заявлюсь, даже если женюсь на Талии. Я не понимаю, зачем я его слушал раньше. Я был несчастен. Она как будто вырвала меня из этого болота, Луций.

Он опустил голову. Золотые кудри упали на лицо. Арвина сдул их наверх и подпер щеку ладонью, сверля Луция озорным взглядом. Луций крутил в пальцах персик. Слова Арвины гулко ударили в грудь, задели ребра и поселили в легких колкую зависть.

Скрипнула дверь. Орхо зашел в комнату с тарелками в руках. Посуду он поставил на кровать. Осмотрев разложенную на покрывале еду, протянул Луцию кинжал рукоятью вперед, едва заметно указав подбородком на крупный кусок вяленого мяса. Его лицо выглядело невозмутимым, но Луций читал во взгляде улыбку.

– Уберись здесь.

Орхо кивнул. Кончиком пальца вытянул из-за пояса кожаный шнурок, провел его под волосами, чуть откинул голову назад, собрал тяжелый хвост на затылке. Короткие пряди у лица выскользнули, как только он опустил подбородок. Провел языком по свежему шраму на губе. Кочевник солгал – рана, которую нанес ему Марк, зажила только через два дня. Рубец был тонкий, прямой, еще розоватый. Пройдет еще пара дней, наверное, станет как тот на подбородке. И на скуле. Или совсем исчезнет.

– Дай нож. – Арвина требовательно протянул руку. Луций рассеянно отдал ему кинжал, припоминая, о чем шла речь.

– Ты действительно хочешь жениться на Талии? – Нашарив нить диалога, Луций запоздало вскинул бровь.

– Хочу, – Арвина смотрел на него с тоской, – ты не понимаешь, Луций, это невыносимо. Мой отец женился не на моей матери, он женился на Корвинах. Любви в этой семье ровно на две сотни талантов серебром, которые матери дали приданым. Она терпит его три дня в месяц, когда он пытается зачать еще одного наследника. Он несчастный, озлобленный и подневольный человек. Да у твоего раба свободы больше, чем у моего отца.

«Ты даже не представляешь насколько», – подумал Луций, подавив усмешку. Взгляд снова упал на