Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли Страница 3

Только после того, как у нее начались лунные крови, ей дозволили приносить дары к Священному источнику. Как месячные циклы делают ее женщиной, объясняла мать, так и воды источника даруют плодородие земле. Но обряды Лесной обители служат духу земли – и в полнолуние в мир нисходит сама Богиня. Накануне вечером в небе сияла полная луна; и Эйлан, исполненная смутного ожидания, которое не смогла бы описать в словах, долго стояла, запрокинув голову и не сводя с луны глаз, – покуда мать не кликнула девушку в дом.

«Может статься, на празднестве Белтайн жрица-Прорицательница призовет меня к служению Богине…» Закрыв глаза, Эйлан попыталась представить себя в синих одеждах жрицы: сзади тянется шлейф, а покрывало осеняет ее черты тайной.

– Эйлан, да что с тобой? – Голос Диэды резко вернул ее в настоящее; девушка споткнулась о корень и едва не выронила корзину. – Плетешься как хромая корова! Если мы не поторопимся, то вернемся домой только затемно!

Эйлан, придя в себя, покраснела до корней волос и поспешила за подругой. Но впереди уже послышалось тихое журчание источника. А в следующий миг тропа резко пошла вниз, и девушка следом за Диэдой спустилась к расщелине, где между двумя валунами сочилась вода и струйкой сбегала в озерцо. Когда-то давным-давно люди установили по его берегам стоячие камни; за многие годы вода стерла с них спирали резного орнамента. Но куст лещины, потомок многих деревьев, росших здесь до него, был молод и свеж – люди, загадывая желания, повязывали ленточки на его ветви.

Девушки расстелили на траве чистое полотно и выложили на него подношения – лепешки тонкой выпечки, флягу с хмельным медом и несколько серебряных монет. В конце концов, это ведь было совсем маленькое озерцо, прибежище одной из меньших богинь здешнего леса, а не одно из священных озер, куда целые воинства жертвовали добытые в бою сокровища. Однако в роду Эйлан на протяжении многих лет женщины каждый месяц после своих лунных дней несли сюда дары, чтобы возродить связь с Богиней.

Поеживаясь на прохладном ветерке, девушки стянули с себя платья и склонились над озерцом.

– О Священный источник, ты – лоно Богини. Воды твои – колыбель жизни, пусть же и я принесу в мир новую жизнь. – Эйлан зачерпнула горстью воды и плеснула себе на живот и между бедер.

– О Священный источник, воды твои – млеко Богини. Ты питаешь мир, дай же и мне вскормить и напитать тех, кто мне дорог. – Ледяная вода омыла ей грудь: в сосках ощущалось легкое покалывание.

– О Священный источник, ты – дух Богини. Воды твои вечно текут из глубин, дай же и мне силу возродить мир… – Девушка задрожала всем телом: вода окатила ее чело.

Эйлан не отрывала глаз от сумрачной поверхности: растревоженная зыбь успокаивалась, и бледно мерцающее отражение постепенно обретало четкость. Но тут лицо, глядевшее на нее из озера, вдруг изменилось. Теперь это была женщина постарше, с еще более бледной кожей; в темных кудрях тут и там вспыхивали рыжие пряди, точно искры огня – а вот глаза остались те же.

– Эйлан!

От окрика Диэды Эйлан сморгнула; из воды на нее снова смотрело ее собственное лицо. Ее спутница дрожала от холода – и внезапно Эйлан тоже почувствовала, что замерзла. Девушки торопливо оделись. Диэда взялась за корзину с лепешками; ее глубокий, грудной, музыкальный голос воспарил ввысь в песне:

Владычица священных вод,

Днесь воздаю тебе почет,

Моля о жизни и любви:

Богиня, дар благослови.

А в Лесной обители эту песнь, верно, поет целый хор жриц, подумала про себя Эйлан. Ее собственный голосок, негромкий и чуть срывающийся, сливался с голосом Диэды на диво созвучно:

Храни чащобы и поля,

Пусть будет к нам щедра земля;

Пусть будут здравы скот и люд,

Пусть дух и плоть в ладу живут!

Эйлан вылила из фляги в воду хмельной мед, а Диэда раскрошила лепешки и побросала кусочки в озеро. Течение, закрутившись водоворотом, подхватило дары и унесло их прочь, и на миг Эйлан почудилось, будто источник зажурчал громче. Девушки склонились над водой и кинули туда монеты, одну за одной.

Рябь улеглась – на темной глади, словно в зеркале, отразились лица девушек, такие схожие между собою. Эйлан замерла, опасаясь снова увидеть незнакомку. В глазах у нее потемнело: теперь она видела только одно лицо – и глаза сияли в воде точно звезды в темной пучине неба.

«Госпожа, ты – дух озера? Чего ты от меня хочешь?» – спрашивала Эйлан в сердце своем. И в ответ словно бы послышалось:

«Моя жизнь струится во всех водах так же, как течет по твоим жилам. Я – Река Времени и Море Пространства. Много жизней подряд ты принадлежала мне. Адсарта, дочерь моя, когда же ты исполнишь данные Мне обеты?»

Эйлан померещилось, будто глаза Госпожи ярко вспыхнули и озарили ей душу, или, может, это был солнечный свет: придя в себя, Эйлан растерянно заморгала – сквозь кроны били слепящие лучи.

– Эйлан! – произнесла Диэда: судя по тону, она обращалась к подруге уже не в первый раз. – Да что с тобой сегодня?

– Диэда! – воскликнула Эйлан. – Ты разве Ее не видела? Не видела в воде отражение Великой Богини?

Диэда покачала головой.

– Мало нам стервозных святош из Вернеметона, которые вечно долдонят про видения, – теперь и ты туда же!

– Да как ты можешь так говорить? Ты же дочь архидруида – в Лесной обители ты могла бы выучиться на барда!

Диэда нахмурилась.

– Женщина-бард? Арданос никогда такого не допустит, да и я не хочу просидеть всю жизнь взаперти в этом женском курятнике! Я бы лучше ушла в Вóроны вместе с твоим молочным братом Кинриком и сражалась бы с римлянами!

– Тссс! – Эйлан испуганно заозиралась, словно у деревьев были уши. – Ты будто не знаешь, что не след говорить об этом вслух, даже здесь, в лесу? Кроме того, ты не сражаться хочешь бок о бок с Кинриком, а лежать с ним бок о бок – видела я, как ты на него смотришь! – Эйлан лукаво усмехнулась.

Теперь жарко вспыхнула Диэда.

– Тебе-то откуда знать о таких вещах? – воскликнула она. – Ну да твое время не за горами, как начнешь сходить с ума по мужчине, то-то я посмеюсь в свой черед! – И она