По краю земли - Катерина Ромм Страница 29

– Ну вот… Я же говорю, что всё отлично, – сказал он Фелтону. – Даже лучше, чем я думал.

Девушка вдруг вытянула руку из-под пледа и положила поверх его ладони. Резко запахло пластырями из водорослей, которыми они обмотали её запястья. Айлек осторожно высвободился и отступил на шаг. Он терпеть не мог этот запах – любимое лекарство травников на все случаи жизни. Айлек считал, что Венде эти пластыри ни к чему, но родители настояли.

– Может, всё‐таки сходим к озеру? – в который раз предложил он Фелтону. Весь день торчать в хижине было невыносимо. Где‐то там, на берегу, Марель гуляла с близнецами, а его приставили смотреть за потеряшками…

Но мальчик покачал головой. Он отказывался отходить от Венды дольше, чем на пару минут, и по ночам не спал, а караулил на втором этаже, куда забирался по приставной лестнице, – «охранял со стратегической высоты», как он выразился. Вряд ли девушка действительно была его сестрой, они совсем не походили друг на друга, но, может, выросли в одной семье?

– Что ж, а я схожу. – Айлек поправил шаль и погрозил Фелтону пальцем. – Только не трогай плед – так ты навредишь ей, а не поможешь.

– Ладно, ладно… – Фелтон поднял с пола книжку и раскрыл, как показалось Айлеку, на первой попавшейся странице. Айлек толкнул расшатанную дверь.

Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, чтобы избавиться от вони водорослей, накрепко засевшей в ноздрях, он направился по тропинке к центру общины. Их старая хижина стояла несколько на отшибе – её давно хотели разобрать, как и прочие соседские дома, однако до сих пор не дошли руки. Теперь вот потеряшки нашли здесь приют.

У травников не было ни стены, ни забора, которые бы непреодолимой чертой отделили их от остального мира. И всё же любому, кто приближался к поселению, и без всяких стен становилось ясно: ты здесь. В общине. В ловушке… Айлек мотнул головой, словно мог отогнать эти мысли, как назойливых насекомых.

Он миновал несколько костровых: на каждые семь-восемь домов полагалось по одной такой площадке, с лавочками и соломенными тюфяками. На костровых ели, проводили обряды и посвящения и принимали редких гостей – принимали, надо отметить, неохотно, словно опасались, что люди Флоры принесут с собой слишком много настоящей жизни. Между костровыми площадками тянулась главная, самая широкая улица общины. Соединяя остальные тропинки, она уводила к просторному хозяйственному двору, вырубленному прямо в скалах Ангорских холмов, где располагались школа, склады и дома старших.

Айлек даже не взглянул в ту сторону – ему нужно было не к холмам, а прочь от них, к пристани и пляжу. Он миновал хозяйственные киоски с кухнями на земляном этаже и террасами под тканевыми навесами на крышах. До обеда было ещё далеко, и киоски стояли пустые: травники были заняты на огородах, на озере, в хозяйственном дворе – где угодно, только не здесь. Сюда жизнь придёт часа через два. Тогда десятки ног взметнут пыль на тропе, террасы заполнятся голосами и смехом, ложки застучат о глиняные миски. Айлек поморщился, представив себе эту суету.

С каждым следующим шагом море Ласточки неторопливо разворачивалось перед ним и подмигивало солнечными искрами. Зеленоватая вода разбивалась о камни, увязала в камышах и выплёскивалась на мелководный пляж. У самого озера Айлек скинул сандалии и пошёл босиком, с удовольствием утопая пальцами ног в сером песке.

Марель сидела в тени гибискуса и плела верёвки: каждый травник обязан был вносить свой вклад в процветание общины. Забота о младенцах лишь частично освобождала от обязанностей; когда же малышам исполнялось двенадцать лунных месяцев, матери и вовсе отдавали их общине – и родители у всех были общие. Во Флоре существовали семьи, Айлек об этом слышал. Но для травников понятие семьи было размытым и призрачным, будто зыбкая радуга после дождя. Айлек не знал, кому из сотен проживавших в общине взрослых он обязан своим появлением на свет. У него была только Марель. Им, конечно, рассказали, что они брат и сестра, потому что связи между близкими по крови строго запретили ещё несколько веков назад. Нельзя было и подумать о том, чтобы…

Нельзя.

– Как там твои дети? – с любопытством спросила Марель, когда он подошёл ближе.

– А твои?

Она кивнула на спящих подле близнецов. Айлек скользнул по ним взглядом и снова повернулся к сестре. Она нахмурилась, и он поспешно улыбнулся – а то снова начнутся упрёки, будто он не любит её детей. Но как тут угодить? Неужели нужно обязательно сюсюкаться, тыкать пальцами в лицо и живот и по сотне раз качать их на руках, как делают все остальные, чтобы это сошло за любовь?

– Присядь ко мне, – попросила Марель. – Закрой глаза.

– Зачем?

Она отложила плетение, откинула длинные волнистые волосы и нетерпеливо похлопала рукой по песку рядом с собой.

– Садись уже.

Айлек опустился на землю.

– Глаза, закрой глаза!

Он повиновался, и нежные холодные пальцы тут же коснулись его шеи. Айлек вздрогнул и склонился в сторону Марель.

– Не надо, не прижимайся. Так неудобно.

Что в этом неудобного? Айлек отстранился и почувствовал нечто тяжёлое на груди.

– Очередной амулет, – догадался он.

– Что значит «очередной»? – Марель убрала руки, и кожаная верёвка впилась ему в шею.

– Не обижайся, только не обижайся!

Марель хихикнула за его спиной.

– Я не такая обидчивая, как ты думаешь, – сказала она. – Сделала тебе оберег на любовь, как обещала, помнишь?

Ещё не хватало!.. Айлек сжал в ладони гладко выточенный камушек. Это был не обычный природный мотив – листок, дерево или капля воды, простые символы, столь важные для травников. На этот раз Марель вырезала и расписала для него синими и лиловыми красками… птицу. Дырка для верёвочки была проделана в одном из распахнутых крыльев, а кончик другого крыла указывал на сердце Айлека.

– Красиво, – сказал он вполне искренне. Впрочем, разве он мог быть неискренен?

Марель зарделась и стала почти одного цвета со своей розовой туникой.

– Я подумала, тебе пригодится. Ты же тоже уже, ну, ты понимаешь… не ребёнок. Скоро и тебе продолжать род, пора выбирать пару. Ты мне не рассказываешь ничего, конечно…

– Да нечего рассказывать, – пробормотал Айлек, отводя глаза.

– Как знаешь. – Марель пожала плечами и склонилась над младенцами. – Просто поверь мне на слово: в мире нет ничего светлее, чем любовь и твои дети – плоды этой любви.

– А что будет, когда ты их отдашь? – не выдержал Айлек.

Марель снисходительно улыбнулась.

– Тогда у меня будет дюжина