Город мертвого бога - Алекс Феби Страница 26

– Ну ладно. Видишь ли, Натан, мы рассказываем истории о людях. О том, как они стали такими, какие есть сейчас. Мы расскажем тебе нашу историю, чтобы ты знал, что мы не заносимся и не считаем себя выше всех. А потом расскажем истории всех остальных. Хорошо?

Натан снова кивнул – теперь уже не из-за Присси, а потому что действительно хотел послушать. Джо продолжали:

– Раньше (пока не было Города, Господина и Живой Грязи) попасть в этот мир можно было только одним способом. Но теперь происходит уйма всяких странностей. Ты, может быть, заметил, что в нас есть что-то необычное? В том, как мы выглядим? Как мы все время меняемся, дергаемся, никак не усидим на месте?

– Поэтому мы зовем их «Джерки Джо»[2], – заметил Гэм между двумя глотками, не поднимая головы от страницы, которую читал. – Они непредсказуемы, что бывает очень кстати во время поножовщины.

– Никто никогда не знает, что вы выкинете. Верно, Джо? – подтвердила Присси.

Джо не ответили, но на их губах заиграла легкая усмешка.

– Когда наша мать забеременела нами, у нее должна была быть двойня. Это было в Променаде, в самой глубине трущоб. Ведунья слышала два сердца, бившиеся у матери в животе. Мама была совсем крошкой, невысокой и щуплой, так что места у нее внутри было немного. Там было уютно – тепло и тесно, совсем по-родственному. Беременная, она ловила палтусов в Цирке вместе с ребятней: ей ужасно хотелось, чтобы мы не голодали. Видно, там Живая Грязь и попала внутрь нее (снизу или через рот – теперь уже не важно). Однажды она пришла к ведунье, и та сказала, что слышит стук только одного сердца – что один из нас умер и второй, скорее всего, последует за ним. Но она ошибалась. На самом деле получилось так, что мы сблизились еще больше и в результате, под действием Грязи, стали занимать одно и то же место. Мама родила нас как одного ребенка.

Джо обвели слушающих внимательным взглядом, словно проверяя, насколько их история завладела умами.

– Покажите ему штуку с ножом, – потребовала Присси.

– Рано. Мы еще не закончили. Ты можешь себе представить, Натан, на что это похоже – быть двумя людьми в одном и том же месте? Мы-то уже привыкли, по крайней мере в уме. Мы действуем как один человек, но наше тело иногда доставляет проблемы: порой оно перекидывается от одного к другому, так что кажется, будто мы не можем себя контролировать или у нас нервный тик. Иногда, когда мы устали или чем-нибудь расстроены, у нас все валится из рук, лицо корчит гримасы, а язык заплетается, так что мы говорим совсем не то, что хотели сказать. Бывают такие моменты, когда мы почти полностью разделяемся.

– Но мы совсем не против, Джо, – вставила Присси. – Да, Гэм?

– Нисколько, – подтвердил тот и, словно читая из лежавшей перед ним книги, торжественно продекламировал: – Ибо кто из нас способен всегда и полностью контролировать то, что он говорит, думает и делает?

– Вот именно, – сказала Присси. – Два сердца делают единого Джо в два раза добрее и благороднее и к тому же вдвое храбрее. А теперь покажите ему штуку с ножом.

Джо вздохнули, но тут же улыбнулись и вытащили из кармана нож. Это был стилет – тонкий, сияющий сталью. Джо поставили его вертикально, балансируя острием на кончике пальца.

– Смотри внимательно.

Нож заплясал, двигаясь то вверх, то вниз, описывая круги, переходя из руки в руку и обратно; потом Джо дернулись, как бы непроизвольно, и выронили нож на пол. На их лице появилось испуганное выражение. Если бы это была настоящая драка, Натан воспользовался бы моментом и ринулся вперед с собственным ножом, но если бы он так поступил, то был бы мертв, поскольку Джо с нехорошей ухмылкой уже держали второй нож напротив его сердца.

Присси захлопала в ладоши и завизжала от восторга.

– Ну, что скажешь?

Натан пожал плечами:

– Второй нож спрятать проще простого. Бросьте меня дурить.

Гэм поцокал языком:

– Нет никакого второго ножа. Один нож в двух местах сразу.

Натан качнул головой и наклонился, чтобы подобрать упавший нож, показать всем, что их два, – однако на полу между ними ничего не было.

– Не только ты тут можешь показывать фокусы, – улыбнулись Джо.

Гэм медленно поднялся и подошел к полке. Он отодвинул в сторону несколько книг и вытащил кожаный кисет.

– Куришь, Нат?

Натан покачал головой. Гэм раскрыл кисет, вытащил оттуда трубку и набил.

– Сегодня будешь курить. В нашей шайке так принято. Сперва мы едим, потом рассказываем истории, потом показываем рукопожатие и курим.

– Рукопожатия еще не было, – возразила Присси, – и к тому же Джо знают кучу других историй. Они знают про всех людей, откуда кто появился. Например, этот Кукушка, который ехал с нами в повозке Поставщика. Помнишь, с двумя братьями? Верняк и Облом. Как там было?..

Присси поднялась с места, сцепила перед собой руки и расставила ноги, словно собираясь прочесть стишок на вечеринке.

– «Некогда в трущобах жила одна женщина»… Как там было дальше, Джо? Я как-то выучила эту историю, чтобы рассказывать в «Храме» у моей сестры, чтобы мне не пришлось… Чтобы они не стали… Ну, в общем…

Присси села обратно и почесала голову под чепчиком, внезапно замолчав и помрачнев. Гэм подошел и положил ладонь ей на плечо.

– Она срезала жир с куска мяса, – продолжили за нее Джо. – Этот кусок она выменяла у мясника, который торговал на Стрэнде. Мясо было «сомнительного происхождения» (твое любимое выражение, Присси, верно?), но оно было свежим и дешевым, и при жарке из него вытапливалось много жира. И вот немного этого жира капнуло ей на запястья, и она вытерла их об фартук. Позже, когда она стирала фартук на мокрых скалах, на него испражнилась чайка…

– Это выражение мне тоже нравится, – вставила Присси.

– Женщина терла и терла, но не могла оттереть ни чаячье дерьмо, ни жир, на который оно упало. Пятно было не вывести ничем. Потом, однажды ночью, после того как фартук уже много раз надевали и снимали, стирали и перестирывали, из него выполз Кукушка – в форме этого пятна и того же цвета. Его нашли на куче грязного белья, ревущего во всю глотку, и как только он достаточно подрос, отправили работать. Беда только в том, что он ни на что не годился, и тогда его послали к Господину, чтобы, по крайней мере, выручить за него несколько монет.

– Должен заметить, –