За что наказывают учеников - Наталья Сергеевна Корнева Страница 24

междоусобица переросла в войну Раскола, которая продлилась почти четырнадцать лет вплоть до самого падения Священного острова. Элирий словно бы предчувствовал страшный исход, хотя, конечно, не мог и вообразить настолько жестокой кары небес. Ликвидировав угрозу в лице Аверия, тем самым он позволил сыну старого Триумфатора Альдарию закрепиться на Пионовом престоле, после чего получил долгожданное назначение на Материк и новое задание. Но выполнить его было не суждено: вскорости Лианор был уничтожен, низвергнут в бездну вместе с темным богом Инайрэ и могущественными чародеями храма Тысячи Солнц.

Эпоха Последних Дней Лианора была окончена.

В те давние времена на Священном острове Игнаций всегда был рядом и поддерживал его начинания: без помощи Золотой Саламандры многое задуманное не удалось бы осуществить. В храме Тысячи Солнц они росли и учились вместе, и в самом деле став как братья, а потому, войдя в силу, Элирий не позабыл своего ближайшего сподвижника. После гибели Лианора обретя практически самодержавную власть на Материке, Красный Феникс сделал Игнация своей правой рукой и доверил управлять построенным им на западе великим городом Бенну. Он закрывал глаза на многое, памятуя о том, что случилось однажды за общим пиршественным столом и какое влияние оказало на каждого из них.

Гораздо позже, чем следовало, известный своей проницательностью его светлость мессир Элирий Лестер Лар с горечью осознал, что, несмотря на оказываемое щедрое покровительство, названый брат затаил на него обиду гораздо большую, чем можно было представить. Элирий думал, что давняя потеря — их общее горе, горнило бедствий, которое закалило, сплотило и сплавило их воедино… но как же жестоко он ошибался. Да, Игнаций был верен ему много лет. Но щемящая боль утраты никогда не утихала в душе приближенного и в конце концов отравила его своим ядом. Спустя годы, когда Игнаций наконец получил шанс расквитаться, старая обида разгорелась с новой силой.

Как великому жрецу, Игнацию также следовало понимать, что противиться судьбе невозможно. И все же человеческое в его живом сердце слишком часто брало верх над смирением и чувством долга. В этом искреннем самозабвенном мятеже верховный жрец храма Полуденного Солнца по злой иронии судьбы отчасти походил на Элиара, которого люто ненавидел и который захватил впоследствии и его павший храм, и подаренный ему Вечный город.

Увы, когда печальная истина о подлинном отношении к нему Игнация открылась во всей своей неприглядности и до глубины души потрясла Элирия, было слишком поздно: Бенну из союзника превратился во врага.

Глава 8

Река приходит в прежнее руслоЧасть 2

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон ясного света

Солнце становится ярче. День двадцать четвертый от пробуждения Ром-Белиат. Красная цитадель

*киноварью*

Лучи поднимающегося солнца приятно золотили цветы вишни. Его светлость мессир Элирий Лестер Лар потер ладонями виски и, отвлекаясь от тягостных воспоминаний о былом, перевел взгляд на собеседника.

Игнаций был одет неброско, в удобные дорожные одежды без каких-либо гербовых рисунков, символов статуса или опознавательных знаков различия. Конечно, птицу узнают по полету, а не по перу, и не жреческая мантия делает жреца жрецом, но все же видеть бывшего могущественного хозяина Бенну не в традиционных гардениевых цветах оказалось непривычно и даже немного печально. Элирий вздохнул. Верхние одежды гостя были бледнее обычного: скромного, но приятного глазу оттенка спелого зерна или полной осенней луны.

— В прежние дни здесь было так много светлячков, — не отвечая прямо на повисший в воздухе вопрос, вдруг проговорил Игнаций, уткнувшись лицом в розоватый камень дорожки. — Помнишь?

О, Элирий прекрасно помнил это. Он любил поздние вечерние прогулки по внутреннему саду, когда тысячи светлячков парили в темноте, как маленькие звезды, а легкие наполнял ароматный и густо-соленый воздух Ром-Белиата. Они прогуливались по саду с Игнацием и пили белое грушевое вино, совершая ночное любование цветами. Влажная летняя ночь текла вокруг и пьянила обоих, звучал оглушительный хор цикад, а тонкие черты Игнация заливало призрачное лунное сияние. Возможно, Элирию хотелось бы вновь насладиться прохладой той давней ночи, но в славное прошлое не было возврата.

— Не вспоминай с печалью о прежних днях, — заметил Красный Феникс, невольно смягчившись. — Будущее будет не менее отрадным: свет Ром-Белиата вскоре озарит весь Материк. Поднимись.

Игнаций повиновался. Несмотря на вынужденную скромность дорожных одежд, никуда не исчезла его безупречно уверенная осанка, а в глазах мерцало до боли знакомое высокомерное презрение Первородных ко всему миру. Впрочем, это неудивительно: в крови повелителей людей и должно быть высокомерие.

Когда заклятый друг встал на ноги, Элирий заметил, что в волосах его блестит простой серебряный обруч, а сами волосы собраны в длинную тугую косицу, какие обыкновенно носили в военных походах. Только серебряные пряди, главный символ чистоты крови, оставались распущены и горделиво обрамляли скулы, придавая лицу строгости и величавости.

А золотой глаз, который в прежние дни, бывало, напоминал Красному Фениксу о безвременно ушедшей возлюбленной, в этот миг вдруг напомнил о Втором ученике.

— Вижу, благодаря дивному искусству Яниэра ты не остался изуродованным, — холодно улыбнулся Элирий.

Игнаций оставил подпущенную шпильку без внимания.

— Оставим прошлое в прошлом, Лестер, — примирительно протянул он. — Я совершил много ошибок и ищу конца вражды. Разве не помнишь ты, как после гибели Лианора мы вместе собирали Совершенных, рассеявшихся по всему Материку, и строили новые города? Как пили драгоценное густое вино из церемониальных кубков, в знак верности данным клятвам связанных торжественной красной лентой? Как наслаждались долгими золотыми осенями в Бенну — Вечном городе, который ты подарил мне в знак своей милости?

— На твоем месте странно желать, чтобы я это помнил. — Элирий покачал головой. — Но я помню. Я подарил тебе великий город, а ты в благодарность предал меня.

— Друзья всегда предают, Лестер. Иначе они не были бы друзьями. Надо было подчинить меня так же жестоко, как бедолагу Аверия, лишив всяких страстей и желаний, раз уж хотел рабской покорности.

— Ты прав, — внешне спокойно согласился Элирий. — Надо было. Надо было сделать так со всеми вами.

— Ну, тогда бы ты быстро заскучал. — Игнаций рассмеялся приятным рассыпчатым смехом. — А я знаю, как ты не любишь скучать…

— Память моя не восстановилась полностью, Лермон, — сухо прервал его Элирий. — А потому, как ты и сказал, вернее всего будет оставить прошлое в прошлом и начать новую жизнь.

— Означает ли это, что ты простишь меня? — с отчетливой надеждой в голосе