Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам Страница 18

– Не надо. Не ходи домой. Он будет тебя ждать.

Четыре вздоха на двоих они молчали. Амат сглотнула ком в горле.

– Затаись, Амат. И мне не говори, куда спряталась. Заляг на дно недели на три. На месяц. К тому времени все будет кончено. Тогда я смогу тебя прикрыть. А до тех пор тебе грозит опасность – пока они думают, что ты сможешь им помешать.

– Я могу обратиться к утхайему. Скажу, что дело нечисто. К ночи Ошая уже закуют в кандалы, если…

Марчат тяжело встряхнул косматой седой головой, не отводя от Амат взгляда. Она почувствовала, как его хватка ослабла.

– Если это всплывет, меня убьют. И хорошо, если только меня. Может, и еще кого заодно. Невинных людей.

– Помнится, в этом городе была только одна невинная жертва, – поддела Амат и тут же прикусила язык.

– Меня убьют.

Она на миг смешалась, потом высвободила руку и приняла позу согласия. Вилсин дал ей встать. Ногу пронзила боль. А бальзам остался дома. Утрата этого мелкого утешения, как ни смешно, досадила ей горше всего – последняя капля превратила мир в кошмар наяву.

В дверях Амат обернулась, опираясь на разбухшую от влаги трость, и поглядела на начальника. На своего старого друга. Его лицо было каменным.

– Ты проговорился, чтобы я нашла способ их остановить, так?

– Я сглупил. Был расстроен, растерян, чувствовал себя одиноко. – Теперь его голос звучал крепче, увереннее. – Не подумал как следует. А сейчас мне стало ясно, что к чему. Сделай, как я прошу, Амат, и все обойдется.

– Это мерзко. Все равно, ради чего. Мерзко, жестоко и преступно.

– Согласен.

Амат кивнула и закрыла за собой дверь.

3

Весь день в небе было ясно, жарко и душно. Дождь пошел только на закате: в вышине нагромоздились тучи, их белесая бахрома подернулась розовым, золотистым и зеленовато-сизым. Серая пелена дождя медленно ползла с гор, теряя в сумерках праздничные переливы, гоня перед собой порывистый ветер, пока наконец не добралась до брусчатых улиц и черепицы. Там-то, в темноте, и грянуло.

Лиат лежала головой на груди Итани и слушала бурю: сердитый шорох ливня, низкий рокот воды, текущей по мостовым, – как у реки в разлив. Здесь, в ее комнате в Доме Вилсинов, дождь никого не пугал. Да и по улицам можно было спокойно пройти. Вот на окраинах – в Веселом квартале, у побережья, возле складов – приходилось прятаться под навесами до тех пор, пока ливень не поредеет и не схлынет вода. Лиат прислушивалась к шелесту воды и сердцебиению Итани, вдыхала свежий запах дождя, смешанный с ароматом их разгоряченных тел. В летних городах даже ночной дождь не охлаждал воздух настолько, чтобы хотелось укрыть наготу.

– Нужно подыскать твоей сетке карниз попрочнее, – проговорил Итани, потыкав пальцем ноги тряпичный узел.

Лиат вспомнила, что полог обрушился час-другой назад, и улыбнулась. Близость обессилила ее – руки-ноги стали податливыми и неловкими, кости словно размякли, как у морского существа.

– Я люблю тебя, Тани, – сказала Лиат.

Он гладил ее шею. Руки у него были грубыми – крепкими и мозолистыми от работы, – но он умел быть нежным. Она посмотрела на него сверху вниз, оглядела продолговатое лицо и взъерошенные волосы. Итани улыбнулся. В лучах ночной свечи его кожа чуть сияла.

– Не ходи сегодня в барак. Побудь здесь, со мной.

От его вздоха голову Лиат приподняло и мягко опустило.

– Не могу. Побуду еще немного, пока дождь не ослабнет. Мухатия-тя следит за мной с тех пор, как ты отправила меня охранять Вилсина-тя. Только и ждет повода, чтобы взъесться.

– Он просто завидует, – сказала Лиат.

– Он не просто завидует, он еще и распоряжается моим заработком, – произнес Итани с усталым смешком.

– Так нечестно. Ты же умнее его! Знаешь азбуку и счет. И все тебя больше любят, чем его. Надо было тебя поставить надсмотрщиком!

– Будь я надсмотрщиком, меня быстро разлюбили бы. Если бы Крошка Кири, или Каймати, или Танани заподозрили, что я урезаю им выручку за опоздания или нерасторопность, они говорили бы обо мне все то же самое, что сейчас о Мухатии. Так уж повелось. К тому же мне моя работа по душе.

– Все равно у тебя получалось бы лучше.

– Может, и так, – согласился Итани. – Хотя слишком многим пришлось бы пожертвовать.

Повисла тишина – уже иного рода, чем раньше. Лиат чувствовала, как Итани настороженно затаил дыхание. Он ждал вопроса, ждал, когда она снова примется за свое, – и не ошибся.

– А ты спрашивал у Вилсина-тя насчет места?

– Да.

– Ну и?..

– Сейчас у него нет ничего на примете, но он постарается узнать поточнее.

– Это хорошо. Ты ему понравился. Просто отлично. – (И снова молчание, отчужденность…) – Если он предложит тебе должность, ты ведь не откажешься?

– Смотря что предложит, – ответил Итани. – Не хочу делать то, чего не хочу.

– Итани! И когда ты научишься думать наперед? Придется потерпеть. Если глава Дома Вилсинов предложит работу, а ты откажешься, второго случая не будет! Одними отказами не проживешь. Иногда надо и соглашаться, даже если не очень хочешь. Может, потом это даст тебе то, что ты любишь.

Итани слез с кровати. Лиат села. Итани потянулся, стоя к ней спиной, и в ее комнатке сделалось тесно. Стол, конторские книги, стопка брусков туши, листы вощеной бумаги, торчащие между ними бледными языками. Шкаф, где она хранила одежду, – и игра мускулов на спине Итани в свете огонька свечи.

– Порой мне кажется, будто я говорю со статуей. Тебе уже двадцать. Мне пошло только семнадцатое лето, – резко сказала она. – Как получается, что я старше тебя?

– Может, ты меньше спишь, – мягко ответил Итани.

Когда он обернулся, Лиат увидела его улыбку. Он двигался грациозно, точно зверь, а кожа так туго облегала мышцы, что было заметно, как складывается каждое движение.

Итани присел у кровати, оперся на руки подбородком и заглянул ей в глаза:

– Милая, мы говорим об этом уже десятый раз и заканчиваем все тем же. Я знаю, что ты хочешь от меня большего…

– Я хочу, чтобы ты сам захотел от себя большего, Тани. Это не одно и то же.

Он принял просительную позу.

– Ты не хочешь, чтобы я оставался грузчиком, – что ж, и я не намерен жить так всегда. Но мне за мою работу не стыдно, и я не стану