Королева роз - Брайер Болейн Страница 18

– Мы обычно не думаем о фейри как о существах с двумя сторонами, да? – заметила Мерлин.

– О чем вы?

Мерлин пожала плечами:

– Так же как у людей, у фейри есть светлая и темная стороны. Художник изобразил фейри как красивыми, – она указала на левую стену, – так и уродливыми. Смысл ясен, я думаю.

Я уставилась на нее:

– Это все, что вы можете сказать? А что насчет людей справа?

Женщина наклонила голову, раздумывая.

– Некоторые фейри, возможно, действительно были жестоки к людям. Тем не менее наши родословные тесно переплетены. Минуло почти двести лет с тех пор, как фейри покинули континент Эскиры, но до этого мы, вероятно, жили с фейри бок о бок в относительном мире.

«Но мир вряд ли был вечным», – подумала я, но задала вопрос:

– Кто все это создал?

– Храм – самое старое здание в Камелоте, возможно, во всем Пендрате. Кое-кто считает, что некоторые части – дело рук фейри.

– А что насчет святилища? – рискнула спросить я.

– Не сегодня, – ответила Мерлин с легкой улыбкой. Она снова повернулась к двери и повела меня на главный двор.

Когда мы вышли на свет, она остановилась.

– Твой брат всегда проявлял должное уважение к богиням и храму, – сказала она, и это прозвучало как явное преувеличение. – Но в последнее время его особенно интересует брат Трех сестер.

– Перун? – Я нахмурилась. – Я не знала.

– Он задавал вопросы ученым послушникам. Он, кажется, очень увлечен священными ритуалами Перуна, которые раньше проводились монархами Пендрагона, – пояснила Мерлин. – Конечно же, то было сотни лет назад.

– Понятно, – пробормотала я.

Я не знала, что Перун играл роль в нашей религии в прошлом. Он и Недола всегда были в тени. Я думала, что так было во все времена.

– Конечно, это естественно, что мужчине-правителю интересен бог-мужчина, – хмыкнула Мерлин. – Твой брат просто любопытен. Я уверена, что он все так же проявляет должное уважение к Трем.

Я не ответила.

– Вчера… – она замешкалась, – я была… разочарована… его решением. То, какой приговор он вынес юному вору.

Юному вору. Не мальчику с кровью фейри.

– Я тоже, – честно призналась я.

Мерлин вздохнула и прикрыла ладонью лоб.

– Какое расточительство… У мальчика был огромный потенциал.

– Уверена, именно поэтому он и казнил его, – тихо сказала я.

Жрица встретилась со мной взглядом.

– Он загубил жизнь, и это грех, – сказала она. – Однако закон суров.

– Именно так.

Мне стало интересно, солидарны ли мы с ней в данном вопросе или же Мерлин просто считала, что мальчик пополнил бы ее коллекцию талантливых юных аколитов?

Или, может быть, ее больше беспокоила жестокость, безжалостность казни. Возможно, она переживала за Артура, как и я?

– А какие у Перуна ритуалы? – спросила я, внезапно заинтересовавшись.

Мой вопрос застал женщину врасплох, Мерлин уже собиралась вернуться в храм. Когда она повернулась ко мне, ее лицо помрачнело.

– Их было много, и все они были связаны с кровью.

Я накинула капюшон и медленно зашагала обратно к замку, погрузившись в раздумья.

Глава 6

Когда я вернулась в свою комнату, мне стало ясно, что в мое отсутствие в ней кто-то побывал. Не слуги, которые ежедневно прибирали и заботились о моей одежде. Кто-то другой, кого не приглашали и не ждали.

Я замерла на пороге, крутя головой из стороны в сторону и пытаясь понять, что меня насторожило, и тут заметила, что портрет моей матери лежит на столе, вместо того чтобы, как обычно, висеть на стене.

Я быстро подошла к картине, ощущая, как поднимается паника. Миниатюра была полностью пропитана красными чернилами. Меня начало подташнивать. Это единственный портрет, что у меня был. Я полагала, что должны быть и другие и что Артур наверняка знает, где они, но я до сих пор не решалась спросить его. Этой миниатюры мне было достаточно.

Чернила еще даже не успели высохнуть. Я осторожно коснулась их пальцем. Возможно, если поспешить, то я успею отнести портрет на восстановление. Возможно, большую часть чернил получится оттереть.

Но в глубине души я знала, что картина уже никогда не будет такой, как прежде.

Я догадывалась, кому хватило бы жестокости и наглости вломиться в мою комнату и уничтожить самую дорогую для меня вещь. И даже если бы я не проявила смекалку, мой мучитель оставил свое имя. Оно было вырезано на изголовье моей кровати, между луной и звездами. Он, должно быть, использовал острый кинжал и спешил, потому что буквы были неаккуратными и неровными.

Но я все равно могла прочесть их.

Флориан.

Я была сама виновата в том, что не запирала дверь, чтобы не создавать неудобств слугам, которым был нужен постоянный доступ в мои покои. Придется изменить свои же правила. Флориан уже не первый раз рыскал в моих вещах. В прошлом году он даже порвал некоторые мои книги и украл мою одежду. Но затем он оставил меня в покое на несколько месяцев, и я оказалась достаточно наивна, чтобы предположить, что ему наскучило мне досаждать.

Но это… это уже слишком. Он зашел слишком далеко.

Я представила, как лежу в постели, зная, что его имя находится прямо над моей головой, и меня затошнило еще сильнее.

Прежде чем я успела понять, что делаю, я выхватила кинжал из ножен, взобралась на кровать и начала царапать и колоть эти невыносимые семь букв. Я остановилась, тяжело дыша, только когда изголовье превратилось в истерзанную деревяшку, но уж лучше так, чем спать под именем моего мучителя.

Это была моя кровать, а не его, но мне казалось, будто он пометил не только мои вещи, но и меня.

Я не могла больше здесь оставаться. Осторожно завернув миниатюрный портрет мамы в кусок ткани, я положила его в кожаную сумку, а затем нашла ключ от своей комнаты в комоде.

Выйдя в коридор, я заперла дверь. Наверное, я и без слуг обойдусь. Лучше сама буду убирать за собой.

Мне нужно срочно найти Ланселетту.

* * *

Я с облегчением заметила Ланселетту сразу же, как только переступила порог таверны «Медведь и русалка». Я обрадовалась еще больше, увидев рядом с ней Галахада.

На город опустились сумерки, и таверна была переполнена. Зал гудел от смеха и разговоров, в воздухе витал запах эля, медовухи и пряного вина, разлитых по массивным деревянным кружкам и кубкам. Ароматы дыма от очага и жареного мяса смешивались с аппетитными запахами пирогов и рагу, доносившимися из кухни.

Но шум превзошел даже заманчивые запахи. Громкий хохот, звон кружек,