По праву крови - Кирилл Малышев Страница 17

Тимофей поджал полные губы. Казалось, ещё немного – и слёзы покатятся из его чёрных глаз, прямо в густые усы.

– А лекари?

– А что они… – посадник махнул широкой ладонью, похожей на лопату. – Говорят: «Дурное поветрие». Пришлось даже заменить княжеского врачевателя, Василия. Ничего путного сказать не мог, одно бессвязное бормотание. Я нашёл нового, получше. Василий, кстати, потом расшибся – со стены упал, – будто невзначай добавил он.

Пригладив бороду, он снова покачал головой.

– Да туда ему и дорога. Бестолочь самая настоящая! Старый, ленивый, невнимательный. А новый – учёный мужик, грамотный. В подмогу ему лучших лекарей выписал, и наших, и каменецких. За свои деньги, между прочим! Да только без толку. Все одно говорят. Отвары варили, травами заговорёнными окуривали – что могли, всё делали. Но только хуже стало. Кожа осунулась, глаза налились красным, как у вурдалака. А на той неделе заметили, что из зубов кровь сочится. А потом он и вовсе просыпаться перестал.

Тимофей Игоревич печально шмыгнул носом.

– Всё лежит. Подойду, послушаю – дышит вроде, живой. Да вот только тяжело так, с хрипом. Убереги, Зарог, конечно, но, думаю, надо об ильде думать, челн готовить, – печально закончил он.

Олег молча сделал несколько шагов по деревянному полу. В ночной тишине стук его каблуков о доски гулко разносился по комнате. Развернувшись, он снова подошёл к очагу и, не глядя на собеседника, глухо осведомился:

– Почему сразу к отцу не отвели?

Тимофей Игоревич вздохнул. Взял со стола сосуд с вином, наполнил кубок и медленно осушил его. Широкая ладонь посадника полностью охватила сосуд, будто это была стопка. Затем, утерев усы рукавом, заговорил:

– Ты, княжич, молод и храбр, да только всей серьёзности положения не разумеешь. Юрий-то, отец твой – не просто отец. А ты – не просто сын. Если князь помрёт – это уже не семейное горе, а государственное дело! И это должно быть на первом месте. Чувствам тут места нет!

Олег холодно посмотрел на посадника. Тимофей, не замечая направленного на него взгляда, продолжил:

– Не забыл ли ты, что Радония и Каменеция уже почти три десятка лет под степным владыкой живут?

– Забудешь тут, – хмуро бросил княжич. – По Великому тракту едешь – только об этом и думаешь. Куда ни глянь – напоминания вдоль колеи из травы торчат.

– Ну вот, – кивнул посадник. – Ты хоть и княжеский первенец, но без ханского ярлыка на Речной престол не взойдёшь.

Олег резко обернулся и пристально посмотрел на собеседника. Тимофей невозмутимо продолжил:

– Вообрази, завтра Юрий помрёт. Что тогда? Не знаешь? А я тебе скажу – государь законный, с ярлыком, преставился, а нового нет. По нашим законам – да, ты княжить должен. Но не по ханатским. А мы под ними. Значит, их воля решает. Получится, что власть в Радонии становится незаконной. Что угодно может случиться! Примешь без ханского дозволения Речной венец – он разозлится. Нарушишь мир, ослушаешься.

Посадник наклонился вперёд, его голос стал ещё ниже.

– Владыкой у степняков сейчас Угулдай сидит. Молодой, резкий. Слухи ходят, что он жесток, жаден, хитёр. Как лис. Не спустит нам такого! Он и так на Радонию зуб точит. Последние несколько лет неурожаи, людям есть нечего. Поля пустые стоят – кого ханаты угнали, кто сам с голоду помер. Мужики из сёл в шайки сбиваются, речные караваны грабят, торговлю губят. А то и целыми семьями уходят к Мишке Разбойнику – лишь бы в Ханатар не угнали. Избы бросают, насиженные места оставляют…

Олег хмуро слушал, скрестив руки на груди.

– Да что я тебе рассказываю – сам третий год их бьёшь. Только растут они, как грибы после жнивеньского дождя. Посадник Змежда недавно писал, что в его предместьях мужиков почти не осталось – одни бабы да дети. Кто весной пахать будет, одному Владыке ведомо. Вот и выходит, что ни зерна, ни серебра у нас нет. Дань хану и в прошлом году, и в этом собрали не всю. Так, малую часть. Пришлось людей больше гнать, за их счёт добирать. Некоторые деревни совсем опустели. Даже не знаю, кто тут через десять лет жить останется. И останется ли вообще кто-то… – задумчиво добавил Тимофей. – Так что Угулдай и без того зол. Дашь повод – новое нашествие учинит.

Олег вздохнул. Он знал, что в княжестве дела плохи. Но чтобы настолько… Тяжело вдохнув, спросил:

– А если я не сяду на Речной престол? Дождусь, пока отец преставится, а потом поеду? А может, ещё и выздоровеет.

По щекам посадника заходили желваки.

– Ты меня слушаешь, княжич? Или я тут с неразумным ребёнком беседую? Повторю ещё раз, если с первого не понял. Как Юрий умрёт, – законной власти в княжестве не останется. Кто возьмёт, за тем и будет. И не хан один нам угроза.

Тимофей выдержал паузу, затем продолжил:

– Дядька ваш, Роговолд, князь каменецкий, к примеру. Не в ладу он с братом своим, Юрием. У деда твоего, Игоря, он был старшим сыном, а столицу всё равно Юрию отдали. Кто знает, что у него на уме? Десять лет с отцом твоим ни единым словом не перемолвился.

– Закон есть закон, – с вызовом сказал Олег. – Я первенец, значит, Речной престол мой.

– Видать, не можешь ты в толк взять! – резко ответил Тимофей. – Закон у нас уже много лет один – воля ханская. После нашествия что решили? Что наши государи править будут, как прежде, только дань платить вовремя и в полной мере, да власть княжескую хан утверждать станет. Не мы будем государя себе назначать – он будет! А мы – только проситься на престол.

Посадник ткнул пальцем куда-то в сторону.

– Коли князь ему не по нраву, если условия нарушает – зачем ему такой? Так что запомни: закон – это не то, что грамоте написано, а то, что на уме у того, кто писарю диктует! Сегодня законно одно, завтра другое. Всегда прав тот, кто может свою правоту отстоять. А мы не можем! Потому у тебя нет выбора, княжич. Надо ехать в Ханатар. И ехать прямо сейчас!

Он вдруг осёкся, понял, что говорит слишком резко, и выдохнул, успокаиваясь. Голос его вновь стал ровным:

– Понимаю, ты с дороги устал. Да вот только время не ждёт. Ляг, отдохни, а на заре выдвигайся. Нечего медлить. Я тебе мягко сказать хотел, мол, может,