Битва за Лукоморье. Книга 3 - Вера Викторовна Камша Страница 12

Алеша понимал, но отнюдь не то, что суетящийся хозяин, которого впору было не то изругать последними словами, не то утешить, но все-таки больше – изругать.

– Хватит, я понял, – прервал затянувшиеся объяснения богатырь. – До Великограда вы если не так, то эдак доберетесь, но через голову брата ни о чем с тобой договариваться я не буду. Где он?

– Должно, с Филимоном, обаянником моим. Дела у них какие-то чародейские.

– Пошли к ним.

– Ну и суров же ты, парень.

– Каков есть, – отрезал Алеша, и Слобо послушно двинулся мимо повозок, больше похожих на расписные летние сторожки.

Возле одной на разрисованной ягодами и листьями подножке грызла орешки юная смуглянка в замызганном переднике поверх ярко вышитых одежек. Темные с бронзовым отливом кудри стягивала малиновая лента, на шейке поблескивали простенькие бусы из стеклянных шариков, а к обутым в видавшие виды сапожки ногам жалось нечто несусветное. Головой оно напоминало пресловутых шен-га, как их рисуют в китежских книгах, только поушастей, а телом – длинноногого кабана, но было безволосым и к тому же ярко-розовым.

– Зденка, – с явной гордостью представил девицу зверинщик, – дочка моя и помощница. Никто лучше нее с мелочью не управляется. Нет, сыны у меня тоже молодцы, увидишь их еще, но Зденка, она прямо чует…

Застигнутая врасплох помощница при виде батюшки с гостем выронила свои орешки и торопливо вскочила, явно огорчив розовое существо, бестолково затоптавшееся на месте и затрясшее ушами. В левом болталась дешевенькая серьга с малиновым стёклышком, похоже, хозяйкина.

– Кто это? – не сдержал улыбки Алеша, но девица поняла по-своему.

– Мальчик, – коротко бросила она, хмуро глядя на отца. – Зовут его так.

– А сам-то он кто?

– Слониша со Среднемо́рских островов. Батюшка, нам что, одного дармоеда мало было?

– Помолчи, – в голосе Слобо слышалась откровенная досада. – Не твоего ума дело. Не слушай ее. Взъелась она на вас, китежан, а с чего – не понять.

– Не понимаешь, потому что не хочешь, – отрезала девушка, а розовый слониша поднял нос-хобот и скрипуче протрубил. Видимо, согласился.

– Вот ведь крапива ходячая! – поморщился счастливый родитель. – Дождешься, выдеру, не посмотрю, что невеста уже.

Зденка не то пожала, не то передернула плечами, ярко блеснули бусы. Она в самом деле была крапивой, и красивой она тоже была, но сейчас о своей красе не думала.

– Постой, Слободан, – Алеша сам не понял, как ухватил закипающего зверинщика за плечо. – Пусть скажет, что с нами, Охотниками, не так. Страсть как узнать хочу.

– А ты головой подумай, – Зденка повернулась, явно собираясь уйти, – авось догадаешься.

– Куда?! – Слобо ухватил непослушную дочь за плечо. – С нами пойдешь! Ишь, расфыркалась тут…

Зденка неожиданно потупилась, потрясла головой, будто очнувшись. Раздражение с ее лица как стерли.

– Прости, батюшка, – негромко произнесла она. – И ты, гость, прости. Может, птиц моих посмотришь? А то солнышко сядет, уснут они, а с братом ты потом переговоришь. Как раз и ужин поспеет.

Может, Алеша бы и согласился, будь они вдвоем, а верней всего и нет. Уж больно хотелось побыстрей с собратом встретиться.

– Прости, Зденка, птиц я утром посмотрю, – Охотник тоже опустил глаза и увидел, как розовый слониша обнял хоботом ручку хозяйки. – А сейчас – дело.

– Была бы честь предложена, – вновь сверкнула карими с прозеленью глазами зверинщица. – Грозился петух утром кукарекнуть, да лиса ночью пришла.

– Примолкни, – прикрикнул отец, не выпуская дочкиного плеча. – Язва! Накличешь еще… И впрямь пошли, пока сговоримся, как раз чорба [6] поспеет.

Осеннее солнышко, словно прощаясь, ласкало все, до чего могло дотянуться, и отвергать эти ласки не хотелось. При таких погодах ничуть не удивляло, что обаянник с гостем устроились на открытой телеге, доверху заваленной тюками с каким-то особо душистым сеном, как тут же объяснил Слобо, для винторогих газелей, бывших большими привередами.

Обаянник, внушительный дядька в подбитой мехом ольшанской серой безрукавке, сидел к подошедшим спиной и что-то рассказывал, для пущей выразительности размахивая руками. Слушателя из-за него разглядеть толком не удавалось, Алеша мог оценить разве что ширину обтянутых распашнем плеч предполагаемого собрата и кусок ухоженной бороды.

Обойти воз китежанин не успел, не отстававший от хозяйки слониша вновь громко и совершенно не к месту протрубил. Прервавший на полуслове рассказ обаянник обернулся, явив гостю красный, говорящий о многом нос, и открыв собеседника, рослого парня, нет, пожалуй, пусть и молодого, но уже мужа. Русая борода и длинные усы прибавляли детинушке солидности, как и видневшаяся из-под распашня добротная одежда. На широком поясе богатырь углядел дорогущий кинжал западной работы, но всего занятнее оказались полезшие от удивления мало что не на лоб глаза.

– Вечер добрый, Охотник, – с достоинством произнес Слобо, – вот и товарищ твой подоспел, сейчас все и обсудим. А ты, Филимон, уж не обессудь, погуляй пока.

– Ну, привет, братец, – руку в китежском приветствии Алеша поднял для порядка, по привычке, хотя уже не сомневался, что перед ним самозванец – и распашень не в Китеже шит, и руны на капюшоне неправильные, и, главное – смотрит, ни худа не понимая.

Нет, понял! Не жест, не слова: то, что его раскрыли. Прибрюшистый обаянник и сморгнуть не успел, а лже-Охотник уже перекатился к дальнему краю воза, молодецким прыжком слетел наземь и в следующий миг исчез в густых кустах – те только и смогли, что затрещать под воистину лосиным напором. Не сплоховал и Алеша: под двойное оханье чародея и зверинщика сбросил распашень и метнулся через воз следом за беглецом. Давать обманщику время на то, чтобы затеряться в зарослях, китежанин не собирался – бегай потом по чащобам, вылавливай. Ничего зловредного ни они с Буланышем, ни вязь китежанская не чуяли уже давненько, но разобраться с самозванством было нужно.

В заросли Алеша нырнул, отстав совсем ненамного, лишь на мгновение задержался, чтобы по шуму определить, куда движется лже-собрат. Тут же выяснилось, что ходить по лесу хитреца не учили, ну или он был очень скверным учеником. Слышал его богатырь просто отлично и вначале, когда тот сохатым ломился прочь от лагеря, и дальше, когда свернул в сторону и попробовал красться тихо. То есть это ему самому казалось, что тихо, но шум дыхания и шорох то и дело цеплявшейся за ветки одежды выдавали голубчика с головой. Китежанин лишь хмыкал про себя, легко скользя сквозь заросли: подобные «хитрости» могли сработать разве что с неумехой-горожанином,