Элеонора Августа - Борис Вячеславович Конофальский Страница 11

– Есть ли потери среди ваших людей? – спросил Волков, подъезжая к капитану Кленку.

– Семеро раненых, – невозмутимо отвечал тот, – может быть, один помрет, крепко его сволочи пырнули.

– Восхищен вашими людьми, – честно признался кавалер. – Вы просто пример всем иным, как надо воевать.

– Благодарю вас, генерал, – все так же невозмутимо говорил капитан. Эту похвалу он воспринимал как должное. Но было кое-что, что он желал услышать от генерала, кроме восхищения. – Надеюсь, что и награда наша в конце кампании будет соответствовать нашим умениям.

– Будет-будет, – пообещал Волков с усмешкой, думая о том, что о награде говорить еще очень рано.

Ландскнехты, стрелки и кавалеристы тем временем уже обшаривали трупы поверженных врагов. По негласному закону офицеры на поле боя ничего не трогают, все, что там есть, – добыча солдат, все, от кошельков и перстней мертвецов до одежды, доспехов и седел.

Приехавший Роха сказал генералу и капитану Кленку:

– Хорошо, что мы их так поймали, отличные были солдаты, в отличном доспехе.

– Да, – согласился капитан ландскнехтов, – это были бойцы первых рядов. В другом случае весьма много крови нам бы попортили.

Теперь настроение у Волкова явно улучшилось. Утреннее вязкое и тяжелое сражение в лагере, сражение с большими потерями и без явного разгрома отступившего в порядке врага, не давало людям уверенности в будущих победах. А тут совсем иначе. Хороший, крепкий отряд горцев уничтожен полностью, и притом что его люди потерь почти не понесли. Да, это победа.

– Господа, собирайте людей, пора возвращаться в лагерь, – сказал он и добавил: – Майор фон Реддернауф, передайте ротмистру Каплецу и его людям, что они получат пятьдесят талеров награды за отличный дозор.

– Передам, – отвечал командир кавалерии.

– Что ж, и кавалеристы иной раз бывают полезны, – ерничал Роха, – и на этот раз они заслужили честно свою награду.

Отряд собрался, построился, пошел на восток, к лагерю. Часть людей несла неплохие – только что добытые – доспехи, а кто-то даже успел надеть их на себя. Со всех окрестных деревень уже сбегались к месту побоища местные люди. Бабы рыдали, мужики послали гонца в место, из которого был набран отряд. Кому радость, а кому и горе. Это и есть война.

В лагерь отряд входил под радостные крики: первыми там оказались посланные заранее кавалеристы, они уже доложили, что вражеский отряд был уничтожен полностью, и у всех солдат полка Брюнхвальда эта весть вызвала душевный подъем. Еще бы, утром было не до радости, едва-едва удалось пересилить врага, а тут вон какая удача.

Солдаты славили Волкова, когда он въехал в лагерь:

– Эшбахт! Слава нашему генералу!

Но все это было не то, не то. Ему надобно было иное. Похожее, но иное. И нашелся же тот, кто звонким голосом капитана Вилли крикнул главное, то, чего Волков ждал:

– Длань Господня! Храни вас Бог, генерал!

Да-да, именно это он и хотел услышать, и вовсе не для того, чтобы елеем сладким умастить сердце старого солдата, а для того, чтобы в это верили его люди. А они должны верить, что так и есть, что он – Длань Господа. Иначе горцев не одолеть.

– Длань… Длань Господня, – неслось со всех сторон.

Генерал только кивал во все те стороны: да, так и есть, сам Господь меня ведет, а раз так, то и волноваться вам нечего, идите за мной, и воздастся вам, праведным.

Все было прекрасно. Кленк и Роха на радостях хотели было от работ увильнуть, мол, мы же в деле были, но Волков не дозволил. До темноты еще три часа, частокол, ров и рогатки надобно делать. И никто ему, Длани Господней, перечить не посмел.

Не зря кавалер посылал господина Фейлинга на пристань Милликона считать лодки и баржи. Не зря он считал амбары у пристани. Едва солнце осветило мир, еще роса на траве лежала, как пришел фон Каренбург, что дежурил у палатки генерала, и сказал, что к нему просятся люди из города Милликона. Капитан-лейтенант Хайнквист, комендант лагеря, спрашивает, пускать ли их.

Волков знал, что они придут, но не думал, что так рано. Даже позавтракать ему не дали.

Как и положено победителю, он сидел перед ними под своим знаменем, с ним были люди из его выезда и офицеры его. Горожанам сидеть не предложили, просители и побежденные должны стоять согбенно. Пришло народу много, почти дюжина всякого важного люда городского.

– Что же вам не спится, господа, отчего меня отвлекаете от завтрака? – спрашивал он без грубости и даже вальяжно.

– Господин Эшбахт, мы бы не осмелились вас беспокоить, коли люди ваши не беспокоили бы нас, – начал самый старший из пришедших. – Все баржи от нашего берега отошли, ни единой самой утлой лодки у пирсов не осталось. Торговля встала.

– О, торговлишка у вас, говоришь, встала? – едва не ли соболезнующим тоном произнес генерал.

– А еще ваши люди разбирают наши амбары, – добавил другой горожанин.

– И заборы, они все заборы берут себе, что у нас на краю города были, – подал голос третий.

Волков это знал и без них. Он сам на то давал добро. Зачем рубить да пилить да потом тащить деревья, если можно отличные бревна взять, разбирая крепкие амбары, а добротные заборы растащить на доски. Но, признаться, тон этих господ и претензии их Волкова удивили и даже повеселили.

– Вы никак жаловаться, господа горожане, пришли?

Он даже встал и засмеялся. А с ним над глупостью горожан стали смеяться и молодые господа, и старые офицеры. Господа горожане молчали, они и сами поняли всю неуместность своих претензий.

– А не ваши ли люди вчера недалеко отсюда стреляли в меня? – повышая тон, заговорил генерал. – Не ваши ли люди вчера убили моего солдата и ранили моего сержанта?

– Ну, то дело было военное, – промямлил один из пришедших.

Волков тут подскочил к нему – не смотри, что хром, – и прошипел дураку в лицо:

– Верно говоришь, верно, то дело военное. И лагерь ваш дело военное. Для чего его строили? А? Для чего тут припасы готовили, для чего тут добрых людей собирали, как не для войны. А позволь спросить тебя, горожанина, с кем вы воевать собирались? А?

Никто из делегации ему не ответил, только насупились все.

– Чего молчите, господа делегаты? Не хотите говорить, против кого силу собирали? Так я и без вас знаю… Собирались