Колесница бога - Генри Кеннет Балмер Страница 10

И он всей страстью, силой воли, которую он ощущал в себе как глубокую и темную силу, решил, что он найдет, что послужило причиной этого.

А уж потом он подумает, что сделать с тем, что обнаружил.

В его голове мелькали не связанные между собой мысли. Он не мог еще определить твердой и окончательной линии своего поведения в будущем. Эти мысли как бы погрузили его в море, они наполняли его ощущениями, они возбуждали. И может, он никогда не выберется из этого алого и в то же время черного моря, может, все время будет вести безнадежную борьбу с мраком непонимания.

В этот период жизни для Одана существовали только он сам, да Моми, да его отец, который представлялся ему гигантом, который мчится по небу, усыпанный золотыми искрами.

Число слуг, служанок, нянюшек было так велико, что ни одна из них ничего не значила для него. Он считался только с Моми. Он даже примирился с Зенарой, когда она выросла настолько, что могла ползать, и ему было позволено играть с ней, только недолго. Он пытался остаться с ней подольше, но отец выволок сопротивляющегося мальчика из комнаты.

— Когда ты научишься обращаться с ней так как с сестрой, то тебе разрешат играть с ней, маленький принц, — сказал отец, и его слово было закон.

Не все в мире было разрешено Одану-полубогу.

В это время король Дильпур посещал свою дочь в Эреше. Союз оказался очень полезным для Дильпура, и теперь корабли его платили ту же пошлину, что и корабли Эреша. Оба города были независимы и управлялись королями, и каждый занимался своей торговлей. Но при нападении разбойников солдаты Эреша и Дильпура стояли плечом к плечу, а объединенные отряды боевых колесниц, как буря, обрушивались на врага. Так что дороги были свободны, по крайней мере, на время.

Но главная забота короля Норгаша Дильпура выразилась в нескольких горьких словах, которые он сказал своей дочери Фретти, когда они стояли на узком балконе Жемчужной башни двора высоко над западной стеной. Далеко за оросительными каналами солнце спускалось в золотую пустыню. Но слова, с которыми король Дильпур обратился к дочери, были холодны и суровы. Они как безжалостные ножи резали сквозь нежный свет заходящего солнца.

— Прошло уже больше трех лет. Уже есть Одан, полубог. И есть дочь Зенара. А ты, принцесса Дильпур, вторая королева Эреша. Ты все еще бесплодна. Где же внук, которого я должен иметь?

— Я борюсь, — сказала Фретти. Но она не сказала, что хотела сказать: — Я проигрываю борьбу, — так как это бы ничего не изменило. — Я молюсь, приношу жертвы. Целые месяцы я провела в святилищах богов, — она не заплакала, хотя чувствовала пощипывание в глазах.

— Я тоже приносил жертвы Редалу, да будет благословенно имя его, богу наших отцов и нашего города. Я пригнал много коров, чтобы умилостивить его. Но он не ответил на мои молитвы.

Он не смотрел на свою дочь. Он смотрел с балкона на дали западной пустыни, раскинувшиеся перед ним, и мысли его были заняты нуждами своего королевства и необходимостью иметь внука, чтобы быть уверенным, что Дильпур не погибает.

— Я молился, а Редал не ответил мне. Я боюсь, что виновата ты, Фретти, дочь своей матери. Ты виновата в своем бесплодии.

Фретти разрыдалась. Она не могла сдержаться. Отец сказал правду. Она могла бы победить красоту Моми, но не ведьма украла ее господина.

— Я даю тебе еще три месяца, Фретти, дочь моя. Только три месяца. Затем я возьму дело в свои руки.

Фретти не имела ни малейшего понятия, о чем говорит ее отец.

Но что бы то ни было, ничего хорошего ее не ждало, ни ее, ни ее господина короля Неб-Айн-Ке.

— О! Мастер Киду, у меня ужасно болит живот!

Король стонал, корчился, прижимал руки к животу. Лицо его было зеленым. Слюна стекала из уголков рта.

Комната, где был король, находилась в самых тайных глубинах дворца. Белые стены были расписаны цветными изображениями животных, птиц, растений, сценами охоты и жертвоприношений. Росписи были сделаны очень искусно, так что в комнате, казалось, пахло дымом, поднимавшимся из рисованных чаш. Стены также были украшены иероглифами, означавшими имена древних богов страны Эн. Король приходил в эту комнату, когда хотел помолиться в уединении, вдали от пытливых взглядов жрецов, вдали постоянного всеобщего внимания, которое сопровождало каждый его шаг.

— Киду, ты уверен, что надежно защитил меня от колдовства?

— Абсолютно уверен. Ни одно злое заклинание не коснется тебя, король, — после первых неспокойных дней в роли дворцового колдуна Киду наконец обрел уверенность. Неб-Айн-Ке хорошо выбрал колдуна. Киду говорил твердо и уверенно. Этот тон он счел самым удобным. — Я применил самую сильную тройную защиту, хотя в этом не было необходимости. Ни один колдун не сможет поразить ни тебя, ни твоих жен, ни твоих детей, — Киду старался сдержать улыбку.

То, что он должен был сказать королю сейчас, должно сильно подействовать на такого экзальтированного человека.

— Мой король, у тебя просто болит живот.

— Тогда Мненон Кет врет. Он сказал, что какой-то колдун из Эндала, имени которого я не запомнил, хочет погубить меня.

— Эти дьяволы из Эндала пытались, но безуспешно. Но, мой король, очень важно знать имя колдуна. В именах содержится могущество, тайна колдовства. Я должен расспросить высшего жреца, что он знает и откуда получил информацию.

— О, мой живот, — снова застонал Неб-Айн-Ке, и Киду подал ему сосуд с теплым вином. Потом он подал королю красивое полотенце. — А ты не можешь излечить меня своим искусством, мастер Киду?

— Если доктора ничем не смогут помочь, я сделаю все, что могу. Но в таких делах мое искусство чересчур сильнодействующее. Мой учитель Саге Киду, чье имя я взял, научил меня всему. Так что, если доктора не излечат тебя, то я сделаю свое дело.

Неб-Айн-Ке достаточно общался с магами, чтобы знать, что больше ничего он не может получить от дворцового колдуна. Но он так много ел вчера вечером, а Фретти была так требовательна, что просто чудо, что он не получил ничего другого, кроме болезни живота. Он со стоном поднялся, и Киду отступил назад. Между королем и колдуном установились искренние взаимоотношения, которые немедленно прервались, если бы Киду начал демонстрировать низкопоклонство и коленопреклонение, как это было принято