Гленда Ларк - Оскверненная Страница 8

Несколько месяцев назад произошло чтото вроде битвы между дунмагами, возглавляемыми могущественным колдуном, и агентами Совета хранителей. Главный маг, человек по имени Мортред, сбежал. В последнее время ходили слухи о том, что он – тот самый злой колдун, по чьей вине в 1652 году ушли под воду Дастелы. Конечно, большинство людей считали, что исчезновение островов – следствие какойто геологической катастрофы вроде землетрясения, а вовсе не результат заклинания.

Я вырос в страхе перед колдовством, с которым до того дня никогда не сталкивался. Меня передернуло.

Взбираясь по крутой улице к верхней части города, я старался не думать о Цисси, но не мог себя остановить. За несколько мгновений до смерти она была ужасно несчастна, боялась ожидающего ее будущего. Она попала в беду изза того, что делали мы с ней вместе… а я не предложил ей ничего – ни утешения, ни понимания, ни помощи, – даже не посочувствовал. Я просто совсем о ней не думал, я думал только о себе. Она, должно быть, умерла в отчаянии… а я еще злился на нее за то, что она поколебала основы моего уютного маленького мирка.

Я раньше мечтал о чуде, которое перенесло бы меня в прежнее время, когда было не о чем тревожиться. Ну так я получил не совсем то, о чем мечтал. Смерти Цисси я не желал, я и не думал об этом как о решении проблемы. Я не радовался тому, что Цисси умерла, но все же испытывал облегчение: теперь никто не узнает, в каких сетях мы запутались.

Я не радовался ее смерти, но с моих плеч словно свалилась тяжесть: угроза неожиданно исчезла.

Я сглотнул. Бедная Цисси… все прекрасно устроилось, и наш секрет никто не узнает.

Боже, подумал я, что же я за человек, если могу смотреть на смерть Цисси как на избавление от трудностей? Значит, я не способен оплакивать женщину, с которой с радостью делил ложе? Значит, я испытываю облегчение, зная, что ее беременность не причинит мне забот?

Я неожиданно почувствовал, что не оченьто себе нравлюсь. «Эларн Джейдон, ты самый худший в мире подонок», – подумал я.

Удовольствия такая мысль мне не доставила, но облегчение я всетаки ощущал.

Когда я добрался до резиденции Гильдии, кабинет моего отца был полон народа. Похоже, весть о случившемся распространялась со скоростью прилива в месяц Темной Луны. Собрались представители всех основных административных департаментов – ведомства верховного патриарха, бюро матриарха, менодианского университета, управления коммерции, цеха рыбаков, менодианского казначейства, тенкорской стражи. Большинство из них я знал; остальных можно было определить по знакам, вышитым на одежде, или по кокардам.

В комнате, когда я вошел, царило молчание – молчание, настолько наполненное эмоциями, что почти причиняло боль. Отец не обратил внимания на мое появление. Когда он всетаки заговорил, заговорил он тихо и размеренно, как делал всегда, когда хотел подчеркнуть значение своих слов.

– Значит, мы пришли к согласию. Вероятно, случившееся сегодня – результат смерти Мортреда Безумного: его магия умерла вместе с ним. Появившиеся повсюду нагие люди – потомки жителей Дастел, которые были превращены в птиц с помощью дунмагии. Когда заклинание перестало действовать, они упали с неба. – Отец откашлялся и хмуро посмотрел в сторону эмиссара верховного патриарха. – Меня огорчает, что преподобный Краннах до этого момента никогда не считал нужным сообщать Гильдии о существовании таких заколдованных птиц. – Напряженное молчание снова повисло в комнате, собравшиеся старались смотреть куда угодно, только не на эмиссара. Это было неслыханным делом: чтобы глава Гильдии подобным образом публично упрекал верховного патриарха.

Отец помолчал, дав присутствующим время в полной мере оценить его неудовольствие, потом перешел к более важным вещам. Он, конечно, ничего не простит и не забудет – уж таков был мой отец…

– О скольких людях мы говорим?

Эмиссар, сам патриарх, дважды прочистил горло, прежде чем заговорить.

– Птицахдастелцах? Здесь, в городе, их, должно быть, сотни. – Его голос оборвался, но потом он взял себя в руки. – Никто никогда их не считал – для того не было причин. Они никогда не доставляли беспокойства – до сегодняшнего дня. А теперь… Я заметил два мертвых тела на площади и еще шестерых, получивших увечья. Человек четырнадцать не пострадали – и это только те, кого я увидел по пути из одного здания в другое.

– Все они теперь люди?

– Да.

– И их еще несколько сотен?

– Я так думаю.

Отец кивнул и обратился к собравшимся:

– Я хочу, чтобы их всех разместили в университете, и живых, и мертвых. Пусть студенты помогают о них заботиться. И еще я хочу, чтобы туда отправились все врачи, целители и травники, сколько их ни есть в городе. Главы цехов, пожалуйста, мобилизуйте своих людей – выжившим первым делом понадобится одежда. Казначейство должно выделить деньги им на еду. Надеюсь, патриархия возглавит заботу об этих несчастных. – Глаза отца остановились на мне. – Пловец Эларн, я хочу, чтобы ты в следующий заплыв отвез письмо в Ступицу. Сколько у нас остается времени?

– Немногим меньше двух часов, сиргильдиец, – ответил я. Когда папаша разговаривал со мной так официально – а это случалось почти всегда, – я отвечал ему тем же.

– Подожди здесь, пловец. А вы, остальные, беритесь за дело. – За несколько секунд комната опустела. Когда глава Гильдии отдавал приказ, медлить не рекомендовалось.

– Ктонибудь видел, как птицы превращаются в людей? – спросил я. Я пытался вспомнить, что в точности видел я сам: вот птички клюют зернышки в канаве… и вот… Ох, Боже милосердный!

– Повидимому, видел. – Отец уже придвинул к себе лист пергамента и открыл чернильницу. – И похоже на то, что менодианский Синод всегда знал, что они собой представляют. – Это обстоятельство явно все еще злило отца; в голосе его звучало раздражение.

– Они, похоже, не умеют говорить, – сказал я. – А детишки так испуганы…

Я рассказал ему, что видел, – не упоминая, конечно, о том, что было связано с Цисси; он продолжал писать, никак не реагируя на мои слова. Только запечатав письмо, он проговорил:

– Случившееся никому не в радость, Эларн. Сегодня погибло много людей, и вовсе не все они дастелцы. Насколько мне известно, даже в крыше святилища пробита дыра – человек упал сверху и задавил одного из помощников верховного патриарха. – Слова отца, как почти всегда, когда он обращался ко мне, звучали упреком. Ты должен проявлять больше самообладания, говорил его тон; ты – сын главы Гильдии и должен показывать пример храбрости и расторопности. В твоем голосе не должно быть дрожи, даже когда ты говоришь о смерти и страданиях.