Денис Луженский - Сны чужие Страница 77

Уже позже, глубокой ночью, когда уставший от любовных игр "гость" заснул на смятой постели, тихо открылась ведущая в коридор дверь. Хрупкая, еще толком не оформившаяся фигурка склонилась над сжавшейся в комочек девчонкой, прикоснулась теплой ладошкой к мокрой от слез щеке, стерла каплю крови с прокушенной губы. И та увидела, как в серых с прозеленью глазах жалость сменяется безудержным гневом… а потом тонкие пальчики твердой хваткой сжались на эфесе дорогого кинжала…

Поутру Цар-Вако в бешенстве и страхе кричал на свою охрану, сулил мыслимые и немыслимые суммы бродягам на постоялых дворах, бросался в ноги знакомому старшине городской стражи - все было напрасно. Двух девушек, из новеньких, только-только приобретенных, найти так и не удалось… Равно как и выяснить кто из них двоих "накормил" знатного клиента его же собственной сталью…

- Он был первым, кого я прикончила в своей жизни, - Вирэль скривилась, будто ей в рот попало что-то горькое. - И не думай, что я хоть миг сожалела об этом. Зарта была достойна счастья, а ей достался золотошкурый похотливый спир, падкий на молоденьких нетронутых девочек… Нет, я и теперь не жалею!

Она немного помолчала, вспоминая…

Лес. После города он казался средоточием чистоты и свободы. Первые два дня они не думали ни о чем, просто шли прочь от Керваля, все больше и больше углубляясь в густые заросли. Когда закончились скудные припасы, прихваченные из ненавистной "Золотой Радости", девчушки перешли на ягоды и плоды дикой висуги, которые только-только начали наливаться терпкой спелостью. По ночам было страшно, ибо беглянки не разжигали костер из-за опасения привлечь к себе внимание возможной погони. Голод и ночные страхи несколько пригасили первую радость освобождения. Они старались не думать о том, что с ними сделают, если поймают. Они вообще почти не вспоминали об оставшейся позади жизни. Только Зарта иногда вдруг просыпалась среди ночи с криком ужаса и слезами на глазах. Тогда Вирэль обнимала ее покрепче, прижималась щекой к щеке "сестры" и шептала ей на ушко ласковые слова утешения, пока та снова не засыпала. Они не пытались гадать что будет с ними, когда в Долину придет Холод. Надеялись, что все образуется само собой…

На маленькую землянку наткнулись случайно. Кто-то выкопал в склоне холма, недалеко от берега тихой лесной речушки, просторную глубокую яму, бросил сверху десяток обтесанных бревен, утеплил толстым слоем мха и навалил еще один бревенчатый скат. Затем неизвестный строитель насыпал на получившуюся крышу земли, снабдил деревянными ступенями крутой спуск, а вместо двери прикрыл узкий вход тяжелой квадратной крышкой-люком, которую изнутри можно было надежно укрепить цепляющимися за нижний скат веревочными петлями. Земляной верх со временем густо порос травой, вход присыпало прошлогодней листвой и тот, кто не знал о подземном жилище, никогда бы не смог догадаться о его существовании.

Жизнь вообще изобилует случайностями, но некоторые случайности впору было бы называть чудесами - Вирэль наступила прямо на деревянную крышку и замерла, услышав под ногой глухой стук. Скоро они с Зартой уже осматривали темное жилище, в которое, похоже, давно уже не заглядывала ни одна живая душа. Землянка изнутри оказалась основательно утеплена плотно подогнанными и проконопаченными мхом бревнами, пол покрывал настил из досок, а в дальнем углу даже стояла низкая железная печка, труба которой уходила прямиком в потолок. Рядом с печкой многообещающе громоздились несколько объемистых тюков и больших глиняных кувшинов.

- Охотник построил, - предположила Вирэль, с любопытством разглядывая обстановку.

- Вряд ли, - задумчиво возразила подруга, - слишком уж добротно для охотничьего жилья. Охотники землянок не роют, шалаш и построить легче, и сломает кто - не жалко, а от дождя и ветра защиты такой довольно. Здесь же кто-то упорно потрудился. Здесь и в Холод жить можно.

- Ну, сейчас-то тут никто не живет, - Вирэль деловито направилась к тюкам и начала развязывать стягивающие их веревки. - Помоги, сестричка…

В тюках оказались толстые меховые одеяла, пара котелков, куча глиняных и деревянных чашек, мисок и блюд, небольшая жаровня, три ножа из хорошей стали, моток тетивы для лука, пригоршня стальных и костяных наконечников для стрел, масса одежды и обуви разного покроя, качества и размера…

- Богатство!… - возбужденно восклицала Вирэль, примеряя на свою ногу найденные сапоги из добротно выделанной светлой кожи с высоким, до колена, голенищем. - Это же настоящее богатство, сестричка!

- Мука! - Зарта едва не завизжала от восторга, откупорив один из кувшинов. - А здесь полно крупы! И вяленое мясо!…

Она вдруг осеклась, нащупав среди вещей небольшой, туго набитый мешочек. Когда завязки поддались под ее пальцами, на ладонь девушки высыпались пирамидки белого и желтого металла.

- Кровь ронтов! - прошептала она внезапно севшим голосом. - Вэр, нам лучше бы уйти отсюда поскорее.

- Почему? - удивилась Вирэль. Увидев монеты, она восторженно ахнула. - Вот это везение, сестричка!

- Это не везение, сестричка, - отрезала Зарта. - Это - зимняя нора какой-то лихой ватаги. И если они нас здесь застанут, мы еще пожалеем, что так спешили убежать из Керваля. Лучше бы нам вообще здесь ничего не трогать.

- О чем ты говоришь? - беспечно отмахнулась Вирэль. - Посмотри лучше, какая вещь!

Девушка развернула чистую, пропитанную маслом тряпицу и взяла в руки блестящий акрам* на длинной черной рукояти. Оружие приковало к себе ее восхищенный взгляд. Оно было не новым, судя по потертому деревянному черену, и от этого внушало еще большее уважение, а еще вызывало удивительное чувство силы и собственной значимости. Вирэль погладила вьющийся по полированному металлу узор, осторожно коснулась идеально острого лезвия, чуть задержала пальцы на толстой граненой игле.

- Тяжелый, - прошептала она. - Как это называется?

- Вот уж не знаю, - Зарта обречено вздохнула. - Кажется, ты не собираешься поторапливаться с уходом?

- Нет. Здесь давно никого не было, и, может, уж не придет никогда. Может вся твоя ватага давно уж где-нибудь рук лишилась… Послушай, сестричка, мы дней десять едим только ягоды и ту желтую дрянь, от которой язык в узел вяжется и в кусты все время тянет. А как холодно нам по ночам, как страшно…

Вирэль говорила непринужденно и убедительно, не прекращая любоваться найденным оружием. Она вообще с первого дня их знакомства взяла на себя роль лидера, несмотря на то, что была младше своей подруги. Когда в Зарте говорила робость и рассудительность, Вирэль брала верх темпераментом и граничащей с упрямством настойчивостью. Во всех их спорах она неизменно оказывалась победительницей, даже когда была не права. Вот и тогда Зарта уступила, не настаивая более на немедленном уходе. Впрочем, голодная бродячая жизнь надоела ей не меньше, чем подруге и только смутная тревога никак не хотела уходить из сердца девушки…