Глеб Дойников - Варяг победитель Страница 69

На идею меня натолкнул один из романов Жюля Верна. Возьмите книжки — я отметил закладкой — может, на досуге перечитаете. Суть в том, что дальневосточный театр военных действий крайне беден телеграфными линиями. И если наши войска в Артуре и Владивостоке имеют прямой телеграфный провод в Петербург, а отсюда — и во весь мир, то японским сообщениям о боевых действиях для попадания на их телеграф нужно от нескольких часов до нескольких дней. Имея преимущество в получении информации хотя бы на десять часов, ваши агенты и подставные фирмы на всех биржах мира смогут покупать русские и японские облигации накануне их подорожания и продавать накануне их удешевления. ("У нас это зовётся инсайдерской торговлей и карается либо личным пляжем на Карибах, либо персональной пулей в подворотне — до личных нар в Мордовии доходит редко. Эх, мне бы такую фору в пару часов в поступлении информации, когда я поигрывал на Форексе, не пришлось бы отцу лезть к этому полубандитскому олигарху…").

— Вы согласны помочь России разорить Японию? — банкиры дружно закивали в ответ, похоже, что поиметь с этого юнца можно было много.

— Вы согласны помочь присутствующим здесь патриотам России краткосрочными казначейскими займами на срок три-пять дней в моменты активизации рынка военных облигаций? — министр финансов Коковцев выждал паузу, но тоже, заранее предупрежденный императором, согласился.

— Главное в намеченном деле — это полное доверие между нами и полная секретность для всех остальных. По моей информации, скоро с востока придут крайне положительные сведения о боевых действиях. Так что можете через ваших агентов потихоньку покупать русские облигации уже прямо сейчас. Но уж когда я скажу "Пора покупать", пускайте на облигации все свободные средства.

Телеграмма о прибытии во Владивосток «Варяга» ушла в мир с двенадцатичасовой задержкой. На этой новости русские облигации поднялись на 0,5 %, японские подешевели на 0,25 %.

Двенадцать часов спустя рынки подробно обсуждали новую телеграмму — с «японским» опровержением, мол, не может такого быть. Рынок качнулся к исходному состоянию, но спрос на русские бумаги «почему-то» не упал.

Ещё спустя двенадцать часов увидели свет подробности эпопеи «Варяга», включая историю «Ниссина» и «Кассуги». Рынок взорвался. Довершили дело вышедшие в Лондоне и Нью-Йорке статьи обитающих во Владивостоке иностранных журналистов. Доверять японским бумагам не хотел никто. Ну, или почти никто — лишь «какие-то» торговцы начали потихоньку обменивать подорожавшие на 3 % русские облигации на деньги и подешевевшие на 5 % японские бонды.

Сообщение об атаке японской эскадрой Владивостока даже задерживать не пришлось. Оно «просто» было дополнено абсолютно правдивыми сведениями о том, что «Варяг» в доке и надолго, а трофейные крейсера не в состоянии дать ход. Плюс к этому две полностью подавленные батареи береговой обороны, пытавшиеся дать отпор нападающим, многочисленые пожары в городе… Те, кто доверился японским бумагам, «вдруг» обогатились на 4 %. Правда, некоторые из них «почему-то» сразу же стали покупать русские бумаги.

Сутки спустя пришли подробности: что четыре сотни снарядов Камимуры привели к гибели всего лишь двух десятков гражданских жителей Владивостока; что «Варяг» в доке исключительно из-за повреждений при Чемульпо; итальянские крейсера неподвижно стоят в порту только из-за нехватки экипажей, которые "в скором времени выедут из Севастополя". Особую пикантность корреспонденциям придавал тот факт, что «Варяг» вел по врагу огонь прямо из дока, а свежезахваченные корабли, хоть и не могли дать ход, тоже выпустили по противнику порядка полусотни снарядов. Вишенкой на торте послужил попавший в газеты рапорт об "Оборудовании ложных позиций для отвлечения огня противника" лейтенанта Балка. В довольно язвительной форме в сводной таблице приводились затраты русской стороны на оборудование двух ложных огневых позиций (порядка полусотни рублей) и стоимость снарядов, потраченных японцами на их «подавление» — около десяти тысяч фунтов. Маятник цен на облигации качнулся в противоположную сторону.

Спустя месяц (фотографии тогда приходилось физически ВОЗИТЬ в редакции, а Владивосток был той еще окраиной) в газетах мира появился фотоотчет о бомбардировке Владивостока. Особо красноречиво получилась фотография бортового залпа уцелевших пушек «Варяга», посылающих снаряды из дока. Подпись под ней — "Непобежденная кость в горле императорского японского флота" — похоже, одна привела к очередному колебанию маятника биржевых котировок. А может, тут виновата фотография с дальномерного поста, на которой была изображена маневрирующая японская эскадра в окружении многочисленных всплесков русских снарядов? Или снимки участков расстреляного леса с подсчетом, во что обошлась японской казне ломка русских сосновых дров с напоминанием о цене одного 12 ' снаряда в шестьдесят фунтов? Да еще правдивый отчет о неудачном минном заграждении, на котором час «гуляла» японская эскадра, проиллюстрированный еще одной фотографией восьми исполинских взрывов на фоне дымного горизонта? Уж охоту еще раз наведываться к Владивостоку последняя новость у Камимуры отбила наверняка. А успех фотоотчета заставил Вадика задуматься, и к весне во Владивостоке появилась пара кинооператоров.

В дополнение к наградам за бой при Чемульпо лекарь Банщиков был награждён орденом Святого Владимира с формулировкой "За спасение раненых с 'Варяга' ". В газеты не попала мелкая деталь — ходатайствовал о награде министр финансов.

От "патриотичных банкиров" Вадику перепал роман Жюля Верна в золотом переплёте и скромный вклад на сто тысяч рублей.

Специальное совместное заседание министерства финансов и главного морского штаба постановило для соблюдения всех юридических формальностей выкупить в казну за шесть миллионов рублей приведённые Рудневым во Владивосток призы «Ниссин» и «Кассуга» и зачислить их в русский флот под именами «Кореец» и «Сунгари». Конечно, шесть миллионов — это только треть от заводской цены и четверть "цены военного времени", однако без биржевых спекуляций Минфин и эти средства изыскивал бы годами — "Зачем платить, если корабли и так наши". Но даже и после этой выплаты государственный долг России сократился "на пару броненосцев" — тридцать миллионов рублей.

Деньги разделили "по честному" — между всеми участниками боя при Чемульпо, живыми и погибшими, офицерами и матросами. Рудневу досталось полтора миллиона, офицерам по тридцать-семьдесят тысяч, матросам чуть больше трёх тысяч каждому. Поскольку по меркам довоенной жизни для каждого это были абсолютно невообразимые суммы, по распоряжению Руднева и с согласия "патриотичных банкиров" доступ к именным счетам был заблокирован до конца войны, кроме его собственного. Причем на долю семей погибших была выделена тройная доля здорового члена команды, занимавшего ту же должность в штатном раписании. Раненые, за исключением самого Руднева, получили по двойной доле.