Сложные оборотни госпожи Дарианы Страница 67

И самое дикое в этом было, что Маркус в тот момент пребывал в горячке. И не мог ни вздуть всех нас за недосмотр за наследником, ни успокоить сына. Вот и сейчас я заподозрила нечто подобное, учитывая взвинченное состояние мальчика не далее как вчера. Впрочем, можно было предположить, что с ребенка браслет стягивают насильно. В конце концов он единственный из имеющихся наследников Луны на данный момент.

— Я сын своей матери, — просто ответил Маркус. — И то, что испытывают настолько близкие мне люди, ощущаю без помех. Вас у меня всего двое. Сложно ошибиться.

Спорить не имело смысла. Из аудитории мы выскочили вдвоем, не заботясь о том, что можем внушить подозрения. Я не представляла, куда бежать. Но, очевидно, следовало разделиться. Я взяла Маркуса за рукав, чтобы предложить ему пойти направо, а самой уйти прочесывать методические кабинеты. Хотя это как искать иголку в стоге сена. Ничто не мешало Стефану прятаться в жилой зоне, подвалах или в саду.

Вместо того, чтобы обратить на меня внимание, оборотень завыл. Сначала негромко, однако вой этот с каждой секундой набирал обороты. Мысль, что он сейчас переполошит всю академию исчезла так же стремительно, как появилась. Альфа рода дер Варров взывал к тому, в ком текла его кровь, и всем остальным не имело смысла вмешиваться в дела семьи. Оставалось зябко поежиться и натянуть одеяло по самые уши. Далее я расслышала в этом зове не просто требование крови, но и безоговорочную власть родительского призыва.

Вероятно ли, что старейшины оказались в заблуждении и приняли ложь Элоизы за откровение… Или же она не лгала, и Стефан не примет этот зов, потому что он не относится к нему. С другой стороны, мальчик всегда инстинктивно тянулся к папе, не признаваясь себе в этом. Неужели это была лишь потребность в суровой отцовской любви, которая у оборотней выражена даже острее, чем у всех неволков?

На мой вопрос ответил он сам. Откуда из глубин учебного крыла раздалось поскуливание вперемешку с затравленным рычанием. Мальчик там. Каким-то образом я вбежала в аудиторию первой, обогнав Маркуса. Стефан сидел на подоконнике, сложив ноги на преподавательский стол. Журналы с табелями валялись на полу. Я невольно посочувствовала Винсенту: его связь с Ирмой, по-моему, оборачивалась для него лишь тем, что все существа мужского пола, от семидесяти до семисот, вольно или невольно делали ему пакости.

Запястье ребенка вокруг браслета покраснело от укусов. Амулет пережимал руку так, что местами впечатывался в кожу. Перочинный нож мой воспитанник вышвырнул далеко вперед, почти нам под ноги.

— Папа, я не собирался ничего с собой делать, я хотел убежать. Я не вру, — к манере Стефана всегда начинать разговор с отрицания своей вины, будь она настоящей или мнимой, я за много лет привыкла, а вот, когда он последний раз так обращался к Маркусу, вспомнить не смогла. — Я подслушивал. Прости! Я все-все слышал.