Дом, где живет чудовище - Мара Вересень Страница 61

Алард потратил большую часть дня, таскаясь по пустырю, но нашел эту серую маску только потому, что ему казалось, она нравилась Элире больше белой и уж точно больше той, что была на нем во время приема. Иначе зачем было снимать?

Его лихорадило и раздирало от ревности. Чего стоило не пришибить паршивца Рамана прямо там. Вновь проступающие шрамы горели огнем, но внутри горело сильнее, и он кричал на нее и признался наконец, что она — дороже всего. Но признался так, что впору было ударить…

Маленькая прохладная ладонь подарила облегчение. Сделала невозможное — заполнила бездну внутри. Хватило одного касания. Одного поцелуя.

Если бы Аларду предложили выбрать момент, в который можно умереть счастливым — это было бы тогда. Но драконы жадны и больше, чем когда-либо, тогда ему хотелось жить, задыхаться от нежности ее губ со вкусом полыни, чувствовать, как доверчиво льнут к его рукам ее маленькие, прижимать к груди, видеть сердцем, слушать и повторять: “Моя, ты моя”.

Вряд ли бы он ограничился поцелуями, не войди Лексия в комнату, где был лишь старый диван и почти прогоревшая свечка на полке над фальшивым камином. А может и хорошо, что вошла. Страшно подумать, что было бы, потеряй он сознание во время…

Самое важное в момент оборота — не потерять себя. Если беспамятство накроет раньше, чем произойдет полная трансформация, останется только чудовище. Не навсегда, но за эти мгновения можно многое успеть. Например, разбить прогулочный паром, загубив множество жизней и свою собственную.

Как эта девочка, Хильде Кос, сейчас рушит свою, вновь отказав сыну владельца пансионата в Золотом. Парень решился пригласить во второй раз и вновь получил от ворот поворот.

— Эдсель, у тебя нет сердца, — сказал Раман.

— Я чудовище, мне не положено.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Тогда потанцуй с ней из жалости.

— Откуда взяться жалости, если у меня сердца нет? И потом, она совсем ребенок, ей едва за восемнадцать. Сам с ней танцуй.

— Я слишком пьян и мне лениво.

Сам с ней танцуй… Вилдероз…

— Вилдероз… — проговорил Алард. — Что-то знакомое…

— Эдсель, ты единственный дракон с дырявой памятью, даже я помню. Усадьба по другую сторону от Туманного озера, где была ваша. Вообще странно, что вы не общались с соседями.

— Мы вообще мало общались. Мать болела, а потом и вовсе…

— Кузен на ней женился, на той девице, неприлично быстро, а потом она пропала, когда Ингваз погиб. Погибла или сбежала, не понятно. Темная история. Дядюшка Бист клялся на крови, что найдет, и сулил целое состояние тому, кто найдет. Это было мое первое расследование.

— Искал? — скорее по инерции, чем из интереса спросил Алард, продолжая касаться края маски, сунув пальцы под полу камзола, будто сердце болело. Может и так.

— Зачем? Я и так в числе наследников. Да и брат был мне чужой, я его совсем не знал.

— А как же родственные чувства? — усмехнулся Эдсель.

— Их значение сильно преувеличено. — Лансерт нетвердой рукой вылил остатки напитка из графина в бокал, сново запахло вишнями, мерещился солоноватый ветер, босые пятки на песке, локон, прижатый наброшенным на плечи камзолом… Шея, теплая кожа, алмазные капли, сбегающая под кружево на спине цепочка. Она оставила и платье, и колье. Не хватало одной капли. Той, с конца цепочки. Потерялась? Забрала с собой?

— Зачем ты носишь с собой маску, если обходишься без нее? — Ланс смотрел на руку.

Обходишься без нее… Без нее … Молчи, не бейся…

— Привык. Давно нужно было снять. Шрамы отпугивают желающих общаться надежнее маски.

— Не всех, — снова растянул губы Раман и кивнул на Хильде. — Послушная птичка. Делает, как папа велел.

“Меня не было в Статчене. Ездил в Равен… Наша птичка практически сбежала оттуда…” В Равене он искал.

— Угомонись.

— Когда слушание? — спросил Ланс.

— Через неделю. В Готьере. Будто не знаешь.

— Не рычи, я поддерживаю разговор.

— Можешь и помолчать, — предложил Эдсель.

— Лексия так и не призналась?

— Она не знает.

— А этот, что отвозил? Что он там плел про молнию на дороге?

— Перед грозой случается, — ответил Эдсель, и почувствовал, как его в который раз прошибло ознобом от мысли, что могло случиться. Не случилось… Рруфие ее не тронула. Почему? Неважно. Главное, что не тронула.

Он помнил свою ярость и отчаяние, когда пришел в себя и понял, что комната пуста, помнил, как прижимал к лицу рассветное серое, еще хранящее ее запах.

Потом нашел Лексию, выслушал молча. Потом нашел Орвига, и они помолчали вдвоем. Потом в Статчен пришла буря. Но он был раньше. Впереди туч и молний.

Нагнал почтовую карету, что ушла первой. Обернулся прямо на дороге, до полусмерти перепугав лошадей и возницу. Едва не сорвав с петель, распахнул дверцу. Элиры не было среди пассажиров.

Он обернулся снова и долго носился за облаками, там, где воздух так холоден, что обжигает не хуже пламени. Опустился на пустыре и до вечера искал серебряную маску среди вереска, камней и луж. Нашел. Вернулся в дом, грязный и злой, и остаток вечера и ночь провел на старом диване, таращась на ворота, и вспоминал руки-бабочки, кружевную шаль на плечах, комнату, пронизанную светом и розовых цапель в тумане. Она сама была как те цапли. Ллирие…

Не бейся, замри…

Но сердце продолжало стучать, будто чья-то рука упрямо толкала маятник метронома, отсчитывающий удары, а в паузах между — то самое, похожее на боль. Когда хочется кричать.

Неделю спустя. Готьера. Общественный парк рядом с Домом правосудия.

Эдсель сидел, почти лежал, на скамье в парке, вытянув ноги и упираясь затылком в фонарный столб, и смотрел на скачущую по дорожке пичугу. Орвиг отщипывал кусочки от купленного у разносчика кренделя, бросал и следил, как птичка подбирает угощение. Все казалось нереальным. Будто Алард смотрит дурацкий спектакль в захолустном разъездном театре и никак не может понять, что он вообще здесь делает. Происходящее в зале суда помнилось урывками.

* * *

— Лорд Алард Эдсель, королевским судом Готьеры вам вменяется в вину убийство трех человек, — важно и торжественно сказал мэтр-обвинитель. Имя остролицего законника выскочило из головы тут же, как прозвучало.

— Невиновен.

— Почему вы улыбаетесь?

— Потому что моя совесть чиста? Например. Будь я виновен и предстань перед судом, вряд ли у меня был бы повод для радости, не находите?

(Смех в зале.)

— Киме Ренти, Лавен Рамлис, Амати Саркин, лорд Эдсель. Вам знакомы эти имена?

— Последнее. Оно мое.