Агрипина Тумбочкина - Неудачница Страница 56

Не знаю как Андрею, но мне хотелось рассмеяться, настолько жалко выглядела ломаемая Викой комедия. Но, похоже, самой девушке так не казалось, она продолжала жалобно всхлипывать.

— Вика, прошу, уходи. Я жду Сашу, — Вика неожиданно для меня обернулась, а, увидев замершую меня, вовсе не растерялась. Напротив, она злорадно усмехнулась, сверкнув на меня глазами.

— А ты вспомни, кто тебе согревал постель, когда твоя буйнопомешаная жена лежала в дурке?! Кто исполнял твои желания?! Не она, я! — меня прошило током, этого я не знала, да и не могла знать, не было у меня такого словоохотливого осведомителя. Никольский как назло молчал. Я решила, что уже нет смысла скрывать свое присутствие. Сделав один неуверенный шаг, остановилась, секундная борьба с собственным телом, но чья-то ладонь накрыла мои губы, вторая обвила за талию. Легкий запах знакомого парфюма окутал меня. Мое тело с легкостью оттащили от дверей в сумрак кухни. Руки тут же разжались, отпуская меня. Я застыла, до сих пор переживая услышанное, легкий шорох напомнил, что я не одна.

— Вик, не стоило тебе влезать в это болото, — мужчина за спиной глубоко вздохнул.

— Моя сестренка, все же решила довести начатое до конца, — усмехнулся мужчина, — и, похоже, ей это удалось, — от услышанного меня подбросило от злости, я обернулась. Вик стоял рядом, сложив руки на груди.

— И ты тоже… — тихо прошептала я, — вы оба достали меня! Один сломал, другой добил! Хороши же вы мужчины, всем поступитесь, костьми ляжете, но добьетесь своего! Все с меня хватит! — я развернулась на каблуках и выбежала их кухни, входная дверь оглушительно хлопнула за моей спиной. Вылетев на крыльцо, я хотела притормозить, но зацепилась за подол длинного платья, кубарем скатилась по лестнице, больно ударившись виском и животом. По лицу поползла теплая струйка крови, низ живота скрутило так, что я чуть не заорала от боли. Лишь злость и обида, мигом подняли меня с земли. Во дворе никого не было, ворота оказались заперты. Тяжело дыша, я похромала к забору, отперла дверь.

Из Лиственного я гнала как сумасшедшая, благо по дороге в город машин двигалось мало. Кровь на виске начала подсыхать, неприятно стягивая кожу, но больше всего меня беспокоило болезненное ощущение посилившееся внутри меня. Оно острыми осколками зацапало меня изнутри, а потом произошло самое худшее. Между ногами стало горячо и мокро, запахло кровью. Дорога поплыла перед глазами, белая разделительная полоса размазалась. Я, что было сил, вцепилась в ускользающий из слабых пальцев руль. Меня спас неожиданно выбежавший из-за остановки инспектор ГИБДД. Я резко нажала на тормоза, машина послушно сползла на обочину, шурша колесами по гравию.

У меня едва хватило сил, чтобы приоткрыть дверь. Дышать стало тяжело, я откинулась на спинку сиденья. Инспектор медленно приближался к машине, на ходу помахивая полосатым жезлом. А мне было так плохо, и страшно, потому как пришло осознание потери. Потери еще не осознанного, не понятого мной существа, которое я сама погубила, лишив его возможности появиться на свет, озарить его первым вдохом, криком рождения. Руки сами собой легли на живот, меня снова скрутило от боли, я закусила губу, погасив рвущийся крик.

Стук в лобовое стекло на секунду выдернул меня из омута боли, я распахнула глаза и сделала единственное возможное.

— Помогите! — крик пополам с болью и отчаяньем вырвался в густой ночной воздух. Сознание поплыло, окуная меня в вязкую черноту обморока. Временами я все же приходила в себя отрывками в полубреду. Слышала вой серены, мелькали незнакомые лица, голубые халаты санитаров, углу шприца, что вошла в вену на сгибе руки. Рваные как лоскутья, такие же размытые вспышки сознания и боль, которая не давала уйти совсем. А потом все закончилось, боль ушла, уступив место тянущей пустоте. Бессвязное метание сменилось наркотическим сном и полным отупением.

Когда я проснулась, разбитая, но все же живая, мне захотелось попросить медсестру снова ввести то лекарство, ведь его действие не дает мыслям возникать в голове, создавая полный вакуум. Естественно никто этого не сделает. Я пошевелилась на жесткой больничной кровати, провела дрожащей рукой по спутанным волосам, стерла соленые дорожки слез и горько вздохнула.

"… у вас выкидыш, — грубым голосом отозвался врач, — сложный случай, скорее всего, детей у вас больше не будет…"

Всхлип вырвался из горла, меня затрясло от рыданий. Уткнувшись в подушку, я постаралась заглушить рыдания, но сил не осталось, зато было горе, которое хотелось выплакать, выстрадать, а потом умереть самой. Взгляд упал на стоящий рядом стул, на котором грязной тряпкой лежало платье.

Порву и сожгу, — подумала я, потянулась к стулу, спихнула на пол платье и сняла сумку, висящую на спинке. Долго искала телефон, потом трясущимися пальцами набирала Ксюхин номер. Она долго не отвечала, а когда сняла трубку, сонно ответила:

— Да.

— Оксан, — я замолчала, подруга знала, что так я называю ее только в очень паршивых ситуациях.

— Что случилось?

— Мне нужна твоя помощь, очень нужна. Я попала в скверную ситуацию, просто хуже не придумаешь. Короче сейчас я в больнице, — тишина в трубке дала понять, что выразилась я более чем ясно.

— Как ты?

— Паршиво, лежу пластом, руки трясутся и внутри так пусто, хоть волком вой.

— Что тебе нужно привезти? — про себя я поблагодарила подругу, за то, что не стала задавать лишних вопросов.

— Одежда, ну и твое дружеское плечо.

— Хорошо, в какой ты больнице?

— Больница скорой помощи, до женской не довезли бы, — мрачно усмехнулась я.

— Ты это брось, я скоро буду!

— Хорошо.

Когда я закончила разговор, в палату зашла медсестра, строгим взглядом окинула мою кипучую деятельность.

— Как себя чувствуете? Что-нибудь болит? — я приподнялась с постели, спуская непослушные ноги вниз.

— Я могу уйти? — вопросом на вопрос ответила я. Медсестра пожала плечами, показывая свое отношение ко мне и пациентам в целом.

— Если сможешь, — холодно по-деловому сказала она, — я врача позову, он скажет что вам нужно делать.

Я попыталась встать, получалось плохо, ноги не слушались, организм оказался слишком ослаблен. Почему-то кружилась голова. Я упрекнула себя за забывчивость, приложилась же о ступени головой. На виске нашлась аккуратная наклейка пластыря. Теперь захотелось вдвойне быстрее убраться отсюда, мне было жутко до чертиков оставаться в больнице пропахшей болью и отчаяньем. Но чтобы уйти нужно, как минимум встать на ноги. Борьба с собственным телом продолжалась два часа. Так меня и застала Ксюха, в казенном больничном халате, скрючившуюся у стены.