Энгус Уэллс - Гнев Ашара Страница 55

— Орда? — спросил Рикол, не в силах сдержать любопытство.

— Поднялась, — ответил Бедир. — И даже хуже. Худощавое лицо Рикола побледнело.

— Посланец? — Он почти шептал, едва ли не в страхе.

— У тебя наедине, — быстро сказал Бедир. — Мы должны продумать нашу оборону.

Кедрин последовал за сержантом, которому Рикол поручил позаботиться о нем. Они прошли через мощенную плитами площадь и направились дальше по лабиринту переходов, пронизывавших старое укрепление. Странным казалось идти после долгих часов в седле, к великой досаде и неловкости юноши, ему пришлось несколько раз останавливаться и трясти головой, чтобы разошелся наполнявший ее туман. Кедрин коротко извинился перед заботливым провожатым и наконец позволил ему поддержать себя крепкими руками. Он был счастлив, что его ни о чем не расспрашивают: сержант думал лишь о том, как доставить раненого в палаты к Сестрам и вернуться на пост, ибо гарнизону вполне могло угрожать немедленное нападение.

Целительницы в голубых одеяниях окружили юношу, едва он переступил порог, и расступились, пропуская вперед Сестру Уинетт — с осунувшимся от заботы миловидным лицом. Хотя она и выглядела совсем молодой, но распоряжалась умело и решительно, ее приказы звучали со спокойной уверенностью и исполнялись без колебаний. Кедрина провели в маленькую келью с белыми стенами, единственное окно подтверждало, что день уже склоняется к вечеру. Душистые растения с ярко-алыми цветами свешивались из корзин на стенах, оживляя их гладкую штукатурку. Юноша заметил, что краснеет, когда с него умело сняли одежду и стали смывать все, что пристало к коже в лесу. Женщины не слушали его возражений, глядели на его нагое тело с привычным безразличием повитух или больничных сиделок. Сестры уложили на узкую деревянную кровать с приятно прохладными простынями и поспешили за дверь, когда вновь явилась Уинетт. Женщина несла поднос, на котором он увидел горшочки, стопки тряпиц и маленькие хирургические инструменты. Она поставила поднос на столик у постели и ножницами срезала повязку с его плеча.

— Как тебя ранило? — спросила она, не отрываясь от работы ножницами.

— Стрелой, — коротко ответил Кедрин, внезапно заметив, что ее светлые волосы отдают яблоневым цветом. — Отец ее вырезал. И прижег рану, он боялся яда.

Уинетт нахмурилась, изучая безобразный шрам, отметивший в остальном безупречное тело.

— Как давно?

— Два дня назад, — ответил он. — Точнее, возможно, два дня назад. Меня лихорадило, и я мог сбиться со счета времени.

Уинетт кивнула, повернувшись и встав, чтобы взять с подноса сосуд. Она брызнула оттуда три или четыре капли в чашу с водой.

— Выпей, — женщина передала ему чашу, и он благодарно улыбнулся — и тому, что она не попыталась напоить его сама, и ее заботливости.

Питье слегка отдавало горечью. Когда он осушил чашу, Уинетт мягко толкнула юношу на подушки и заглянула ему в глаза, бережно отведя пальцами веки. Пальцы ее были мягкими и нежными, а глаза синими-синими и немигающими. Что бы она ни увидела, это ее успокоило, ибо она улыбнулась, кивнув своим мыслям.

— Не думаю, что стрела была отравлена, но мне хотелось бы ее осмотреть. Это возможно?

Кедрин вспомнил, как Бедир отложил наконечник, а не отшвырнул прочь, и сказал:

— Думаю, она у отца.

— Отлично, — ее улыбка напомнила ему о летних зорях. И он снова подумал, какая жалость, что она выбрала целомудрие. — Теперь позволь мне осмотреть твою рану.

Длинные волосы мазнули по его груди, когда она наклонилась совсем близко, и юноша с новым смущением почувствовал, как что-то колыхнулось в нем, под простыней, покрывающей нижнюю часть тела. Уинетт, однако, словно бы ничего не заметила, она подышала на рану, а затем осторожно коснулась ее пальцем. Кедрин содрогнулся от легчайшего давления, а Сестра издала неясный звук. Ничего больше не говоря, она сняла с подноса горшочек и натерла опаленное место жирной мазью, затем знаком велела ему сесть, чтобы она могла наложить новую повязку.

— Тебе лучше остаться здесь на ночь. Мыться или двигать рукой нельзя. Завтра ты сможешь вернуться к себе, но приходи сюда каждое утро и не снимай повязки. Кедрин кивнул.

— А теперь, — она улыбнулась, — расскажи мне обо всем, что с вами случилось.

Кедрин рассказал, начав с того, как они шли за варварами до великого Становища, и закончив повествованием о том, как Бедир удалил стрелу. В какой-то момент его рассказа она начала хмуриться, морщинки, обозначившиеся между глаз, углубились. Да, это произошло, когда он говорил о незнакомце, которого видел так ясно.

— Другие не видели его? — спросила женщина.

— Нет, — Кедрин покачал головой. — Только людей вдалеке. Варваров. Мы были на слишком большом расстоянии. Я не понимаю, как я его разглядел. Но потом он мне снился.

— Когда? — голос ее, до этого мягкий, вдруг взлетел, и Кедрин вздрогнул.

— После того, как меня ранило, — ответил он. — Он являлся во сне. Я видел его лицо, он обращался ко мне и хотел, чтобы я умер, — юноша облизал губы, вдруг утратив за этими безопасными стенами уверенность в том, что засада устраивалась только на него одного — ту, которую остро почувствовал на Белтреванской дороге.

— Продолжай, — потребовала Уинетт. — И расскажи все как можно подробнее.

— Не могу сказать наверняка, — медленно заговорил Кедрин, — но после засады… после того, как я узнал, что там был только один человек… У меня возникло убеждение, что он намеревался убить именно меня. И никого другого. Хотя он и убил Даффина и Ардора. Полагаю, отец тоже так подумал, хотя в тот раз ничего мне не сказал. Он пообещал все объяснить после того, как ты меня выходишь.

— Думаю, он объяснит тебе, — задумчиво произнесла Уинетт, глаза ее были закрыты. — Да, думаю, что так будет лучше.

— Ты что-то об этом знаешь, — Кедрин приподнялся с подушек, неловко из-за туго перевязанной руки. — Расскажи.

— Я мало знаю, — пробормотала Уинетт. — Я целительница, а не ясновидящая и не прорицательница. Но все Сестры знают о Посланце.

— Браннок сказал, что я видел Посланца, — пробормотал Кедрин.

— Где твой отец? — Уинетт огляделась, словно ожидая, что в дверях появится Бедир, но в комнате кроме них была только Сестра, усердно толкущая в ступе травы.

— Они с Риколом обсуждают, как лучше организовать оборону, — ответил он.

Уинетт поджала губы, ее лицо омрачилось. Затем, поразив Кедрина явным отсутствием связи со своими предыдущими словами, вдруг спросила:

— Ты знаешь Эстреванскую дорогу?

— Конечно. — Льясса, помимо прочего, преподавала ему географию, и эта наука казалась увлекательнее прочих; его представления о землях Трех Королевств были довольно обширными. — Я никогда там не бывал, но хорошо помню карту. Это за Морфахским перевалом. А что?