Дэвид Геммел - Троя. Повелитель Серебряного лука Страница 48

Пробравшись сквозь толпу людей, собравшихся у борта, египтянин подошел к центру корабля и сел на палубу, потом лег на спину и посмотрел на небо. Гершом задумался, слышат ли их боги. Есть ли им дело до ничтожных жизней тех, кто почитает их. Оплакивает ли золотой Осирис наши потери? Скорбит ли Исида вместе с нами? Или Иегова, мрачный бог одиноких рабов? А огнедышащий Молох ассирийцев?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЗОЛОТОЙ ГОРОД

XV Город мечты

Горе Геликаона не уменьшилась, когда его корабль развернулся и поплыл на север вдоль берега. Он чувствовал, как в душе растет печаль и щемит сердце. Порой из-за этого чувства он не мог дышать. Когда «Ксантос» плыл по волнам рядом с бухтой Голубых Сов, на Счастливчика нахлынули воспоминания с особой остротой, и потеря Зидантоса почти сломила его. Сила этой скорби оказалась удивительной для него самого. Зидантос был хорошим другом и верным товарищем, но Геликаон только теперь осознал, насколько он мог положиться на твердость и преданность хетта. Всю свою жизнь Геликаон боялся привязанности, не подпускал к себе людей, не доверял им свои мысли, мечты и страхи. Зидантос не был навязчив, никогда не пытался узнать, что он чувствует. Вол был надежным другом.

Одиссей однажды сказал ему, что человек не может прятаться от своих страхов, а должен броситься навстречу и встретиться с ними лицом к лицу. Он не хотел быть царем, запертым внутри крепости. Геликаон понял это. Эта мысль освободила его, и он стал Счастливчиком, царевичем моря.

И вот теперь Геликаон знал, что только часть его освободилась. В его сознании имелась крепость, внутри которой жила душа.

Что старый гребец Спирос сказал о детях, которые пережили трагедию? У них остаются шрамы на сердце. Геликаон хорошо этот понимал. Когда он был маленьким, его сердце было открытым. Затем мать в платье золотого и голубого цветов с драгоценной диадемой на голове прыгнула с вершины скалы. Маленький мальчик поверил, что она собирается улететь на Олимп, и в молчаливом ужасе наблюдал, как ее тело разбилось о камни внизу. Затем отец потащил его вниз на берег посмотреть на ее разбитую красоту, изувеченое лицо. Слова отца горели огнем в памяти: Вот она лежит, глупая баба. Не богиня. Просто труп, корм для чаек.

Какое-то время раненое сердце ребенка оставалось открытым и ждало утешения от Анхиса. Но когда он говорил о своих чувствах, тот молчал и кричал на него за проявленную слабость. Сначала мальчика высмеивали, затем не обращали внимания. Посчитав, что служанки и слуги, относившееся к нему с любовью, поощряют его слабость, царь заменил их холодными, жестокими старухами, которым не хватало терпения в обращении со страдающим ребенком. Наконец, он научился держать свои чувства при себе.

Годы спустя под руководством Одиссея Геликаон научился быть мужчиной, смеяться и шутить с командой, работать среди них и жить их жизнью. Но всегда как посторонний наблюдатель. Он слушал людей, которые с чувством рассказывали о своих любимых, своих мечтах и страхах. Геликаон на самом деле восхищался людьми, которые могли это делать, но так и не смог открыть ворота крепости — принять участие в жизни и радости других. Затем ему стало казаться, что это не важно. Он в совершенстве освоил искусство беседы и научился слушать. Одиссей, как и Зидантос, никогда не заставлял его выражать свои чувства. Федра пыталась, и он видел боль в ее глазах, когда избегал вопросов, закрывая перед ней ворота.

Чего он не понял до сих пор, так это то, что Вол не был снаружи крепости. Незаметно он проскользнул внутрь в самые потаенные уголки. Его убийство разъединило стены, оставив Геликаона незащищенным, каким он был много лет назад, когда его мать в наркотическом дурмане и отчаянии покончила с собой, бросившись со скалы. Его сознание продолжало с ним играть, причиняя боль и отказываясь признавать тот факт, что Вол умер. В течение дня он искал глазами друга. Он видел его во сне ночью, и ему казалось, что сон — это реальность, а реальность — сон. Геликаон просыпался счастливым, но ужас накатывал на него, словно черная волна.

Солнце садилось, и морякам Счастливчика нужно было найти пристань для «Ксантоса». Геликаон приказал команде продолжать грести, надеясь увеличить расстояние между собой и ужасными воспоминаниями бухты Голубых Сов. Корабль продолжал плыть теперь медленнее, потому что в этом месте были скрытые камни. Ониакус поставил людей на носу с жердями, чтобы нащупать мели. Геликаон вызвал моряка, чтобы тот взял руль, а сам пошел на левый борт, где стоял, глядя на темнеющее море.

«Я убью тебя, Коланос», — прошептал Счастливчик. Слова не могли поднять ему настроение. Он безжалостно убил пятьдесят микенских моряков, и этот акт мести ничем не облегчил его боль. Смягчит ли смерть Коланоса боль от потери Вола? Тысяча таких людей, как Коланос, — он знал, — не могла заменить одного Зидантоса. Даже если бы он убил весь микенский народ, это не вернуло бы его друга назад. Вновь на грудь навалилась тяжесть. Геликаон медленно и глубоко дышал, стараясь прогнать прочь отчаяние. Счастливчик думал о юном Диомеде и его матери Халисии. На секунду солнечный свет озарил его больную душу. «Да, — подумал он, — я обрету мир в Дардании. Я научу Диомеда скакать на золотых лошадях». Геликаон привез жеребца и четыре кобылы из Фракии четыре года назад, от них получилось хорошее потомство. С сильными ногами и гладкой шерстью, это были самые красивые лошади, которых когда-либо видел Геликаон. Их тела были цвета белого золота, а хвосты и грива белоснежными, как облако. У этих лошадей был сильный характер: покорный, надежный и бесстрашный. Когда они бегут, то летят, словно ветер. Диомед обожал их и провел много счастливых дней с жеребятами.

Геликаон улыбнулся при этом воспоминании. В тот первый сезон, четыре года назад, восьмилетний Диомед сидел на изгороди загона. Одна из золотых лошадей подошла к нему. Прежде чем кто-то успел его остановить, мальчик вскарабкался на спину животного. Кобыла, испугавшись, начала бегать и встала на дыбы, а затем сбросила Диомеда. Он мог разбиться, если бы поблизости не было Вола. Великан бросился вперед и поймал мальчика. Они оба упали на землю, смеясь…

Улыбка погасла, и Геликаон почувствовал новый приступ боли такой острый, что он застонал. Рядом стоял моряк Атталус. Он посмотрел на Счастливчика, но ничего не сказал. Затем его позвал Ониакус, и Геликаон пошел к нему. По правому борту находилась узкая бухта, в которой не было кораблей, и Счастливчик приказал плыть туда. Позже он ушел от костров и поднялся через небольшие заросли на вершину скалы. Там он сел в одиночестве.