Мервин Пик - Замок Горменгаст Страница 45

На дверях было вырезано имя того, кто проживает в комнате, в настоящее время этих имен на каждой двери было столько, что они занимали всю ее поверхность. Все имена располагались аккуратными колонками, и имя ныне живущего в комнате следовало искать в самом низу справа. Буквы были маленькие, очень аккуратно вырезанные в черном дереве. Скрывавшиеся за дверьми комнаты были маленькими и совершенно идентичными в плане, однако по убранству и виду своему различались так же, как различались характеры людей, в них обитающих.

Первое, что сделали преподаватели по возвращении к себе – сняли свои черные мантии и надели темно-красные, которые выдавались им для облачения в вечернее время.

Квадратные шапочки были повешены у двери либо брошены так, чтобы, спланировав, они оказались на какой-нибудь подходящей для приземления плоскости или выступе. То, что у многих шапочек углы их квадратного верха были смяты, а края обтрепаны, объяснялось именно таким запусканием шапочек в воздух. Если на открытом воздухе такую шапочку умело бросить соответствующим образом – квадратной частью вниз, а полусферической, надеваемой непосредственно на голову, вверх – она могла, подхваченная ветром, взлететь довольно высоко. Если бы ученики увидели, как иногда над Профессорским Двором в воздух взмывают до тридцати, а то и более черных шапочек с болтающимися как ослиные хвосты кисточками, то, наверное, решили бы, что их ночной кошмар стал осязаемой реальностью.

Переодевшись в винно-красные халаты-мантии преподаватели в соответствии с обычаем выходили из своих комнат на розово-кирпичную террасу, где, облокотясь о балюстраду, могли в ожидании звона колокольчика, зовущего их на ужин в общей столовой, провести час-другой в приятной беседе или предаться воспоминаниям и мечтам.

Старому дворнику, подметавшему и сметавшему листья с розового кирпича, всегда было приятно наблюдать эту картину: ровные ряды арок со всех сторон, ряды Профессоров в винно-красных халатах, облокотившихся о балюстраду над арками, розово-золотистый кирпич вокруг. А преподаватели сверху взирали на старика, сгоняющего листья в угол своей потрепанной метлой. Листья взлетали как увядшие бабочки, и тут же падали.

В тот вечер никто из Профессоров не запускал в воздух свою шапочку, однако и без этого атмосфера в Длинном Зале, где они ужинали, была достаточно летучей – преподаватели живо обсуждали, делая неисчислимое количество предположений, что побудило Ирму Хламслив и ее брата организовать прием и пригласить на него шестнадцать Профессоров (оставшиеся без приглашений принимали в обсуждении не менее активное участие). Самое фантастическое предположение было сделано Срезоцветом, а именно Ирма, которой так явно нужен муж, решила созвать у себя на приеме Профессуру в надежде повстречаться с потенциальным супругом. Услышав такое предположение, грубый Опус Крюк, охваченный бесстыдным весельем, так хватил по столу своим огромным, как окорок, кулаком, что множество ножей, вилок и ложек, кувыркаясь в безумном танце, взлетели в воздух. А пара ближайших ножек стола треснула. Девять преподавателей из всех сидевших за этим столом неожиданно обнаружили ужин у себя на коленях или на полу. Повезло тем, кто в это время держал бокалы в руках, остальные бокалы перевернулись, расплескав налитое в них вино. После этого прошло немалое время, прежде чем удалось восстановить прежнюю атмосферу ужина.

Мысль о том, что кто-нибудь из Профессоров может жениться, показалась всем невероятно смехотворной. И не то, чтобы они считали себя недостойными претендентами в мужья, отнюдь. Просто это было нечто, принадлежавшее совсем другому миру.

– Однако вы совершенно правы, Срезоцвет, совершенно правы! – закричал через стол Усох, когда преподаватели, собрав разбросанную посуду, несколько угомонились. И его слова имели шанс быть услышанными. – Осколлок и я – мы того же мнения.

– Именно так, именно так, – подтвердил Осколлок. – В моем случае, сублимация благодаря тем острым скалам и орлам, которые вторгаются в каждый мой сон без исключения, происходит достаточно просто А мне снятся сны каждую ночь, не говоря уже об автоматическом письме, которое я практикую, – оно ставит на место мою нелепую любовь к Природе. Ибо перечитывая то, что я написал, так сказать, в трансе я начинаю осознавать, насколько нелепо пытаться осмыслить природные феномены, которые, в конце концов, представляют собой не более чем случайное стечение, аккрецию случайных событий… эээ… а о чем это я?

– Это уже не суть важно, – отозвался Призмкарп. – Важно то, что нас пригласили, что мы будем гостями и что нам следует приняв приглашение, вести себя достойно! Боже праведный! – воскликнул он после небольшой паузы во время которой обвел взглядом лица приглашенных. – Как жаль, что приглашен не только я один.

И в это время зазвонил колокольчик.

Все тут же поднялись из-за столов. Пришло время исполнять древний обряд. Посуда была прибрана со столов, столы перевернуты, и преподаватели уселись один за другим на внутренней части крышек перевернутых столов так, словно расселись в лодках, торчащие вверх ножки столов стали мачтами, все было готово к отплытию в воображаемый океан.

На несколько мгновений наступила полная тишина. Потом снова прозвонил колокольчик. Едва его звон стих, как команды неподвижной флотилии запели древнюю песнь, смысл которой был давно утерян. В полумраке Длинного Зала ее пели медленно, в раскачивающемся ритме, но в голосах поющих явно ощущалась скука, которую и не пытались скрыть. Эта песнь исполнялась ежевечерне, с незапамятных времен, и ее можно было даже принять за реквием – настолько пусто и невыразительно звучали голоса.

Следуй верноЗакону, Блюди обычаиДома Стона,Правда сокрытав телемертвого тома.Крепи веру.Чернила засохли,Перо умолкло.Дыханья не слышно,Кости встают.На рассветеСудного ДняВ безысходностирасцветает роза,РебенокКак занозаВ гробнице навозаВремя уходит в песокПрошлогоПесок развеян.Развеян.Следуй Закону!

Глава девятнадцатая

Деревья в лесу, куда забрел Тит, стояли так густо, что их кроны сплетались, образуя лиственный навес, больше похожий на зеленую крышу сооруженную для какого-то театрального действа, чем на естественное образование. А может быть, густая листва предназначалась для того, чтобы скрыть какую-то драму, которая должна была здесь разыграться? Или это был все же навес для какого-то фарса или пантомимы? Но где в таком случае сцена, где зрители? Под лиственным покровом было совершенно тихо, не раздавалось ни звука.