Мертвое царство - Анастасия Александровна Андрианова Страница 39

невозможно и другое: поднять лесную братию среди сна, надёжно охраняемого материнским светом. Здесь вам придётся надеяться самим на себя, чтобы защитить не только людей, но и нас. Не думал, что когда-либо наступит такое время. Вам не поднять нечистецей против врагов, мои лесовые спят среди таких глухих чащоб, куда не протиснуться ни одному лесному зверю. Бейтесь сами.

Никто, кроме меня, не посмел бы спорить с лесовым, но мне нечего было возразить Смарагделю. Он всегда говорил то, что думал, не лебезя и не заигрывая. Я кивнул ему, выражая почтение.

– Я понимаю тебя, Смарагдель, и не прошу помощи твоего народа, лишь позволения провести войска через Великолесье. Ты не станешь противиться?

Олень качнул рогатой головой.

– Не стану. Проходите и гоните тех, кто хочет лишить нас отца и матери. А если не получится прогнать – убивайте.

– А что с твоей силой? – спросил Дербник. – Мы с Сапсаном видали, как ловко вы со скоморошьим князем разделались с тварями, которых породил Истод в последнюю Морь. В вас проснулись силы нечистецких сынов, и все враги полегли прямо так, от одного вашего желания. Помнишь ведь, Сапсан?

– Как не помнить, – откликнулся старший сокол. – Видел, как враги оборачиваются прахом и мшистым кочкарником, – истинно бесценная мощь. И верно, Кречет, могли бы вы с Трегором повторить нечто подобное?

Я задумался. И раньше размышлял над этим, как же иначе. В былые времена случалось такое, что враги на самом деле превращались в нечто неживое, стоило мне этого возжелать до зубовного скрежета. Но это происходило только в тех случаях, когда мне грозила неминуемая смерть – что-то просыпалось во мне, какая-то сила, доставшаяся мне от отца-лесового. По правде, я вообще не должен был прожить среди людей двадцать девять зим – и Трегор тоже, он ведь сын верховного водяного Тиненя. Но что-то с нами вышло не так, как с большинством нечистецких детей, мы не сошли с ума и не иссохли от тоски, не ушли в леса и не обернулись чудовищами, зато прочувствовали свои силы и пользовались ими, когда возникала неодолимая нужда. Но тогда врагов было не так уж много – меньше дюжины, а вот против целого войска, я знал, ничего не выйдет.

– Нас всего двое, и мы не всесильны, – ответил я. – Я отыщу Трегора и поговорю с ним. Быть может, нам удастся что-то придумать. Но сдаётся, мы только разозлим царя, если, к примеру, обратим во мхи его послов. Без нечистецей и их ворожбы справимся, чистой силой людской и яростью княжеских воинов. Многие захотят отомстить за своих братьев и сынов, убитых на заставах. Многие взъярятся за священную веру, в которой нас заставляют усомниться. Мы будем биться. И я сам поведу наши войска к границам, если вы мне позволите.

– Позволим, – первым согласился Нилир. Я улыбнулся ему: не ожидал ничего иного от своего воеводы.

– Позволим, – согласился Сапсан.

– Я передам Пеплице, – неохотно вымолвил Канюк. – Но она неровно дышит к тебе, самонаречённый князь, пусть и пытается казаться холодной. Так что она тоже не будет против, сдаётся мне.

– Мохот недолюбливает тебя, скорее всего, наши войска поведут наши воеводы, – произнёс Дербник. – Но всегда похвально, когда князь сам решает идти во главе.

Я покивал им, безмолвно выражая признательность и благодарность. Несмотря на то, что я принял непростое решение, на душе у меня стало легче. Мы изгоним любого, кто покусится на наш уклад и наши земли.

* * *

Мальчишки-воробьи донесли мне, что Трегор со своей ватагой остановился во Млешике, маленьком городке у Тракта недалеко от границ Холмолесского и Средимирного. Я ругался всё время, пока собирался в путь: сколько раз я просил Трегора оставить своих скоморохов или ограничиться представлениями в одном только Горвене, так нет же, скомороший князь был упрямцем, под стать мне самому.

Конечно же, я решил срезать путь через Великолесье, а не чинно-мирно кататься по Тракту, привлекая внимание зевак из окрестных деревень. Я вскочил на Рудо и пустился лесными тропами, пустынными и тихими без шороха и перешёптываний нечистецей.

Скоморошье стойбище можно было увидеть и услышать издалека. Всё же я полагал, что Трегору успел поднадоесть кочевой образ жизни и он понемножку стал остепеняться, приземляться – подолгу останавливался на одном месте, не спешил бежать от села к селу, да и ватага его уже не стремилась найти ту деревню, где жажда диковин сильнее страха Мори.

Да, раньше так и было: тех, кто выжил после Мори и обзавёлся уродствами-метинами, прозывали мечеными и изгоняли из родных мест, боялись, что Морь перекинется от переболевшего к здоровым. Оттого и уходили изгнанные в скоморохи – что ещё делать, когда нельзя заниматься привычным делом в родной деревне? Люди охотно платили за то, чтобы посмотреть на уродства издали, под свет балаганных огней и музыку, а Трегор был тем, кто принял меченых скоморохов под своё крыло, хотя сам не был отмечен Морью. С тех пор гильдия Шутов, основанная Трегором, гремела по всем Княжествам, славилась невероятными представлениями и богатством, а ещё всё-таки внушала людям сладкий ужас запретного, оттого подогревая интерес к скоморошьим игрищам.

Сделав небольшой крюк по застывшему в предзимнем сне лесу, я пустил Рудо в сторону Тракта и издалека услышал музыку, какой обычно сопровождали свои выступления меченые скоморохи. Я ухмыльнулся: Трегор любил что-то эдакое, и музыканты его умели не просто пиликать незамысловатые песенки, а заставлять людей замирать в недвижимости, затаивать дыхание и плакать от нахлынувших чувств.

Темнело уже рано, и пока я пересекал лес, звонкие сумерки опустились на Княжества. Деревья расступились, и мы с Рудо выскочили на Тракт. На свободном пространстве ветер сильнее кололся, но нам обоим это нравилось: я вообще-то сомневался, что Рудо чувствует холод через свой густой и длинный мех, обнимающий его крепкое тело, точно броня.

Музыка сделалась громче, а ещё за поворотом показались огни фонарей, закреплённых на высоченных шестах: так Трегор всегда помечал места своих игрищ, чтобы люди знали, что здесь их ждёт поистине княжеское развлечение, и стекались сами и звали соседей.

Людей на представление собралось много, будто бы даже из нескольких деревень сразу. Хоть и стояла тут Трегорова ватага не первый семиднев, а всё же люди с радостью приходили и отдавали монеты. Трегор, к слову, не брал себе много золота и свою ватагу не осыпал: на главном стойбище, в шутовской деревне у берегов Русальего озера, жили те меченые, которые не могли участвовать в представлениях по тем или иным причинам, но и вернуться к привычным обязанностям тоже не могли – им-то и помогал Трегор, отсылая в деревню заработанное.

Я спешился, положил руку псу на холку. На нас даже не оглянулись – так были поглощены представлением. За