Мои семейные обстоятельства (СИ) - Лерой Анна "Hisuiiro" Страница 35

Но я бы так не смогла. А он… А что я в действительности знаю об Амире?

— Бывает, что все время мира не поможет понять другого человека. А иногда достаточно имени и нескольких минут, чтобы стать верным кому-то, — внезапно произносит Карисса. Оказывается, я проговариваю последнюю мысль вслух.

— Прости, — извиняюсь, ведь ведьмочке пришлось многое пережить из-за моего старшего брата.

— А разве ты должна извиняться? Ты здесь при чем? — непонимающе смотрит на меня Карисса.

Мы молчим очень долго: ведьма раскачивается на стуле, Левис лежит рядом со мной, а я сижу на диване и просто моргаю. Изредка в мою голову забредает какая-нибудь мысль, но тут же разбивается: я слишком не в себя, слишком шокирована, чтобы думать. И мне все еще больно.

Нам приносят завтрак и обед, но не новости. Левис требует присутствия Амира, но на него смотрят как на сумасшедшего: дескать, как этот глупый парень может что-то требовать от такого значимого и уважаемого оберега. Вместо ужина неожиданно появляется горничная. Я вспоминаю Ланаду: интересно, она просто хотела помочь или тоже работала на кого-то? Но Ланада хотя бы изображала заботу и теплоту, а пришедшая девушка явно мне не сочувствует. Облачение в платье происходит быстро и неприятно. Чужие пальцы дергают за волосы и впиваются в кожу. Вместо улыбки мне достается брезгливо поджатые губы. Какие обо мне ходят слухи, чтобы эта девушка меня возненавидела? Что я обираю бедных и увожу деньги за границу? Или что не желаю облегчить жизнь простым людям и бросила своего брата и долг радетельной? Вопросов становится все больше, но отведенное мне время давно закончилось.

Следом за горничной на пороге комнаты появляется Рем. Я не даю Левису даже подняться с дивана, останавливаю его. Младшему хватит и того синяка, что уже есть, против Рема у него нет шансов. Да и дракой здесь ничем не поможешь. Я на мгновение задерживаю взгляд на своем отражении в зеркале. Мама была бы счастлива: на мне красивое свадебное платье и украшения в тон. Хотя она бы добавила к моему образу больше разнообразия, например, не собирала бы все волосы в высокую прическу, а оставила несколько прядей. Тогда я бы выглядела более живой. Но даже косметика не может придать моему побледневшему лицу яркости и жизни.

Я двигаюсь рывками, будто сломанная марионетка: выхожу в полутемный коридор, оставляя за спиной растерянного Левиса. Мы с Реманом идем в тишине, только слышно, как шелестят мои пышные юбки и клацают набойки туфель. Мимо изредка пробегают посыльные, я с легким интересом поглядываю по сторонам. Стоит нам подняться из подвала на первый этаж, как мне становится немного дурно. Амир точно перевернул здесь все с ног на голову. На полу виднеется не до конца затертая кровь, на стенах — подпалины. Значит, бой все-таки был. А может и не бой, а бойня?..

— Ничего не скажешь? — внезапно разрывает повисшее между нами молчание Реман.

— А я должна? — приходится даже остановиться, чтобы посмотреть ему в лицо: — Договор подписан, Рем. Мне кажется, на этом моя роль завершена. Будешь спорить?

— Нет, ты права, — легко соглашается он. А у меня сердце разрывается на части. Какая-то часть меня верила, изо всех сил верила, что я ошибаюсь в своих предположениях. Во мне жила надежда, что когда утихнут политические страсти, когда во дворце все успокоится, Амир снова вернется к нам тем самым братом, которого я люблю и помню. Но я гляжу на Ремана и понимаю, что я до сих пор слишком наивна.

Мне нужно успокоиться. Я делаю глубокий вдох и расправляю складки пышных юбок — все, чтобы выиграть немного времени. Крайне необходимо, чтобы мои губы перестали дрожать, а голос приобрел хоть немного твердости. Сложно казаться безразличной, когда меня рвут на куски непонимание и обида, когда предательство, а это оно, и никак иначе, только открылось.

— Теперь ты можешь сказать, почему наорал на меня при встрече? — мне требуется немало сил, чтобы продолжить разговор с Ремом.

— До поезда за тобой следили. Предполагалось, что ты сойдешь с поезда в Фениксе и сразу кинешься во дворец, — он не смотрит на меня, а оглядывается по сторонам. В коридорах стало оживленнее, на мне скрещиваются чужие взгляды, так что нам приходится идти медленнее. — Вместо этого нам достался полуживой оберег Фьюринов. А тебя нет нигде. Я обязан был тебя найти, приказы Амира не оспариваются, и уже почти отчаялся. А тут ты сама являешься. Представляешь мое состояние?

— Нет, — устало произношу я. — Потом ты пошел за мной.

— Да.

— Архивариус — это твой…

— Информатор. Он должен Амиру, поэтому был рад помочь, — Рем слегка кривится. — Хотя с этим южанином были проблемы…

— Когда я встретила его в архивах, он хотел отдать документы именно мне. Это не входило в ваши планы?

— Ему захотелось справедливости. Пришлось поумерить его пыл.

— Он жив? — я останавливаюсь и требую ответа. Реман растягивает губы в неприятной улыбке:

— Жив, но отстранен от службы. Ты же знаешь: ни я, ни Амир вообще-то не фанаты убийств.

— Знаю ли? А тот человек, чье тело принесла Карисса в Феникс, он бы так же сказал? А сама напуганная ведьмочка?

— Ее нужно было убрать из города, — морщится Реман.

— Живой или мертвой?

Он пожимает плечами, дескать, это уже мелочи, не стоит их упоминать. Больше никто из нас не продолжает разговор. Я боюсь не выдержать и разрыдаться, а о чем думает Реман, мне неизвестно. И только когда до официальной приемной, где ждет меня муж, остается всего пара дюжин шагов, я снова обращаюсь к нему.

— Знаешь, а я ведь любила тебя, — признаюсь я. И это действительно правда. Реман одного со мной возраста. Не было в моем окружении более привлекательного, умного и находчивого мальчика, чем он. Мы вместе могли обсуждать книги и воровать яблоки из сада, шутить и исследовать дворец. Конечно, больше времени он проводил с Амиром, да только меня никто не гнал. Я будто хвостик бегала за этими двумя, восхищаясь старшим братом и вздыхая по его другу. Как же далеки те детские воспоминания от того, что происходит сейчас.

— Я знал. Ты мне тоже нравилась, но Амир запретил подходить к тебе, — признается Рем, будто ничего ужасного в этом признании нет. Я качаю головой, глядя на него:

— И хорошо, что ты не подошел. Это слишком жестоко: если бы я любила тебя всерьез и у нас были отношения, а потом ты бы спокойно отказался от меня. Потому что мой брат так сказал.

— Не драматизируй, — лицо Ремана меняется, будто приоткрывается маска. Я вижу за ней другого человека: более жесткого и циничного. — Если бы ты не дергалась, все прошло бы более гладко — без слез и истерик.

— Если бы Амир со мной поговорил, то никаких бы истерик и не было! — срываюсь я на крик.

— Да что ты понимаешь?.. — резко хватает меня за плечо Реман. Я в ответ впиваюсь ногтями ему в ладонь. Во мне говорят гнев и обида, мне страшно, и я ужасно устала, но остановиться, согласиться с происходящим я не могу. И если Рем поднимет на меня руку еще раз, я отвечу со всей своей ярости.

— Что здесь происходит?

Это Амир. Я чувствую, как начинается нервная дрожь — подкашиваются ноги, сводит пальцы на ногах, и от внезапного ощущения холода хочется обхватить себя за плечи, свернуться в клубочек. Но так нельзя. Я лишь сильнее выпрямляю спину и оборачиваюсь.

— Амир!

Он такой же. Абсолютно такой же, как я его помню. Он не изменился. Может, немного поменял прическу, и четче стали складки у губ. Может, чуть сильнее хмурится лицо, и из-за этого взгляд кажется более суровым. И, наверное, он похудел. Я уверена, что раньше его щеки не были настолько впалыми. Я хорошо помню своего старшего брата. Я сотни раз болтала с ним в собственном воображении. Когда не успевала послать письмо или нужен был срочный совет, а поделиться оказывалось не с кем, я представляла, что мог ответить Амир или как отреагировать Левис. Поэтому я уверена, что Амир почти не изменился внешне. Но что-то не так. Он смотрит не так, как я помню.

— Лайм, — произносит Амир и, не прекращая движения, проходит мимо. Он не задерживает на мне взгляда, не произносит ничего, кроме имени, будто так и надо. Словно мы чужие друг другу.