Ника, Эрн и осколки кружев (СИ) - Екатерина Дереча Страница 34

вокруг которых рассыплись лучики мелких морщинок. — А я вместо того, чтобы наказать тебя, любовался твоей улыбкой и сияющими глазами. Даже после допросных листков, в которых свидетели утверждали, будто видели тебя в самоходной повозке убитого миора Ланкандо, я продолжал любоваться тобой, твоей силой, стойкостью, твоим характером.

— Ты арестовал меня, — с обидой в голосе ответила Ника, убирая руки от лица и прямо глядя на жениха. — Заставил ночевать в своих апартаментах и постоянно флиртовал.

— Да я не знал как к тебе подступиться — чуть что, ты сразу выпускала колючки и злилась на меня! — с жаром ответил Арнан, вскинув руки к потолку почти как Эрнард во время своих эмоциональных монологов. — Тот спарринг на шпагах открыл мне другие твои стороны — страстность, готовность идти до конца. Ты заполнила все мои мысли, все мои сны были только о тебе.

— Но ты молчал… — прошептала Ника, сжала губы и нахмурилась.

— Я уже обжёгся однажды и боялся, что ты отвергнешь меня, едва узнаешь, что я аномальный маг, — признался Арнан, устало потёр переносицу и бросил короткий злой взгляд на Динстона, наблюдавшего за разговором с недовольным видом. — А потом было не до того, тебя похитили, твой брат связался со мной и предложил сделку — брачный контракт, по которому я наконец смогу назвать тебя своей… но было и условие.

— Какое? — резко спросила девушка, скривившись. — Прийти за мной в Рилантию и умереть?

— Нет, я должен был помочь тебе раскрыться, стать той, кем ты на самом деле являешься, — Арнан говорил сухо, почти безэмоционально, но Ника чувствовала, что жених едва сдерживает себя. — Мне запретили говорить тебе даже о том, что я безумно, бесконечно, до самой глубины души люблю тебя, Моника, — он протянул обе руки к девушке, но не коснулся, лишь обвёл в воздухе контур лица пальцами. — Я должен был молчать о чувствах, о своих намерениях, о том, что связан клятвой. Твой брат привык контролировать всё и всех, он и сейчас пытается делать это, но я больше не позволю ему манипулировать тобой, — голос мужчины надломился, из бесцветного и ровного он вдруг стал раскрашенным эмоциями — страстью, горечью, тоской и обречённостью. — Пусть после выхода на свободу меня убьют клятвы, пусть хоть весь мир перевернётся, мне плевать. Я хочу, чтобы ты знала — ты моя душа, моё сердце бьётся только ради тебя одной.

— Арнан, как мне верить тебе? — с болью спросила Моника, отворачиваясь от жениха и не желая видеть его взгляд, в котором она начинала растворяться и терять себя. — Как довериться, после того как даже родные и близкие люди оказались совсем не теми? Кеван — предатель, Динстон — лицемерный политик и интриган, а Эрнард, возможно, с самого начала был подставным другом.

— Я так много хотел бы сказать тебе, родная, но не здесь и не сейчас, — Арнан не удержался, обхватил Нику за плечи и привлёк к себе. — Прости за то, что сделал больно, что позволил считать себя мёртвым и за то, что дал мундову клятву, лишь бы иметь возможность быть рядом с тобой.

Моника помотала головой, отстранилась от мужчины и уже почти поверила в то, что он отпустит её, но Арнан вдруг стиснул плечи девушки и тяжело вздохнул. Из его груди вырвался отчаянный стон, руки обхватили затылок Ники. Сомнения мужчины длились мгновение, не больше, а затем он нашёл её губы и впился в них с такой пылкостью, что Моника сначала замерла, словно испуганный зверёк, пугаясь силы его страсти, а потом отдалась этим новым ощущениям, растворилась в них. Её уже не заботило, что они заперты в камере, не волновало мрачное выражение лица Динстона, фыркающий смешок Инес и закативший глаза Эрнард.

Разве могло быть что-то важнее горячих губ, терзающих губы Ники и оставляющих на них собственническое клеймо? Этот поцелуй словно ставил печать, закрепляя своё право. Из неистового и стремительного поцелуй перетёк в чувственный, тягучий и настолько пленительный, что Моника уже была готова отдаться на волю этих губ и рук, ласкающих её плечи, готова была забыться окончательно, плавясь от жара, который расслабленной негой затопил всё существо девушки. В ушах Ники нарастал гул, голова кружилась, а пальцы зарылись в волосы Арнана, притягивая его голову всё ближе и ближе, но он вдруг отстранился, провёл пальцами по пылавшим губам девушки, очертил овал лица и чуть сжал пальцы на её подбородке.

— Подожди, родная моя, — прошептал он прямо в губы Моники. — Мы выберемся отсюда, сыграем свадьбу… всё будет, хорошая моя.

— Арнан, — Ника стыдливо отпрянула от него, вспомнив, где находится. Если бы Арнан поцеловал её так раньше, она бы никогда не усомнилась в его чувствах.

— Тише, тише, девочка моя, — он осыпал лёгкими поцелуями её лицо, почти невесомо коснулся губ и прижал дрожащую девушку к себе. — Я не хотел напугать или смутить тебя, прости…

Они долго стояли, обнявшись и не в силах оторваться друг от друга. Моника прятала раскрасневшиеся щёки на груди жениха, а Арнан гладил её спину и плечи. Словам Ника больше не верила, но невозможно подделать чувства, которые Арнан вложил в поцелуй. Разве стал бы он так целовать её, если бы не любил? Девушка так ждала признания, примеряя свадебное платье, что, услышав его, сама не поняла, зачем оно нужно. Слова не имеют значения, а вот поступки… объятия и поцелуи, нежные пальцы на щеке и горячий шёпот, в котором столько любви, что никаких слов не будет достаточно.

Их идиллию нарушил лязг открывшейся двери и противный смешок, показавшийся Нике смутно знакомым. Она повернулась на этот звук и встретилась взглядом с Татией. Рядом с бывшей соседкой и подругой стоял Кеван, а позади них тот, кто виновен во всех страданиях Моники — Витторио Гвери собственной персоной. Ника сразу узнала его, хотя видела последний раз десять лет назад: редкие седые волосы зачёсаны набок, на загорелом лице появились глубокие морщины, губы сжаты почти добела, а в глазах бывшего военного советника короля Кадарии горит ненависть. Такая жгучая и черная ненависть, что одной только ею можно было захлебнуться.

Молчаливый обмен взглядами мог продолжаться долго, но Татия, не выдержав общей напряжённости, снова усмехнулась и переступила порог, не заходя вглубь камеры.

— Вам тут не тесно после королевских дворцов и богатых домов в три этажа? — она повела носом и сморщилась. — Воняет, как у мунда в…

— Татиана! — одно только слово из уст Витторио произвело странный эффект — оцепенение спало, даже будто бы появилась какая-то лёгкость. Моника посмотрела на Арнана, уловила короткий взмах ресницами, заменяющий кивок, и успокоилась.

— Я хотела сказать «в пасти». Воняет, как у мунда в пасти, а не то, что ты подумал, — Татия скривила губы и обернулась к отцу. — Всё, как ты и просил — Динстон Гордиан, Моника Гордиан и их карманные игрушки.

— Молодец, дочка, — проскрежетал Витторио Гвери, оглядел Монику с ног до головы, перевёл взгляд на Динстона, а затем вздрогнул, встретившись с яростным взглядом Инес. — Дочь Эссуа? А ты что здесь делаешь?

— Разбавляю компанию кадарийских аристократов, — проворчала наёмница, скрестила на груди руки и недовольно нахмурилась.

— Ты мне не нужна, — веско уронил бывший военный советник Кадарии, кивнул Кевану и сделал несколько шагов назад. — Лучше ты, я не знаю всех возможностей твоей гадкой сестрёнки.

— Могу я сначала переговорить с ней? — тихо спросил Кеван, отворачиваясь и не глядя на Монику.

— Вот уж нет, выводи её, — приказал Витторио.

— Моника никуда не пойдёт, — мрачно сказал Арнан, выходя вперёд и загораживая собой невесту. — Либо я иду с ней, либо она остаётся здесь.

Ещё один смешок Татии растворился в звуке взводимого курка револьвера. Ника только теперь заметила, что за спинами посетителей стоят стражники с пороховым оружием. В Кадарии револьверы и ружья были скорее игрушками для нулевиков и единственным инструментом полиции на окраинах страны, а здесь в Рилантии револьверы вдруг стали самой серьёзной угрозой. Моника расширенными глазами смотрела, как стражник наводит револьвер на Арнана, гадко ухмыляется и обхватывает рукоять второй рукой. Нет! Она не позволит любимому снова подвергнуть свою жизнь опасности из-за неё.

— Я пойду сама! — закричала она, вырываясь вперёд и закрывая руками Арнана. — Слышите! Уберите оружие!

— Я сказал, что не отпущу тебя, — жених ухватил Нику за руки, ловко оттеснил от двери и снова задвинул за свою спину. — Если они хотят забрать тебя, то им придётся