Морган Родес - Собрание тьмы (ЛП) Страница 32

И он станет таким, как отец – сильным, безжалостным, вечно бегущим за своими целями. Это было то, чего он всегда хотел.

И Сабина добивалась этого очень многими способами.

- Всё, что я делаю, это для тебя, Магнус. Всё. Пожалуйста, прости меня за то, что я скрыл правду от тебя, за то, что причинил в прошлом тебе боль. Моя единственная цель – сделать тебя сильнее. Я люблю тебя, сын мой.

Король внезапно крепко обнял Магнуса. Тот стоял, как статуя, каменная и тихая, и его разум всё ещё был в ловушке смятения.

Он позволил кинжалу с грохотом упасть на пол.

Отец никогда не обнимал его прежде.

Пусть и на мгновение, перед тем, как покинуть тронный зал.

Глава 12

Йонас

Оранос

Мысли Йонаса были черны, как тёмное ночное небо.

В этот вечер он находился в деревне под названием Вириди, в полудне ходы от северо-восточной стороны Золотого Города. Это был не первый его визит сюда, он пользовался этим трактиром, как местом встречи. Он послал Феликса вперёд, чтобы встретиться с ним там сегодня вечером, тогда как сам провёл последние полтора дня, слушая слухи о повстанцах из группы пелсийских рабов, что сбежали с лагеря у дороги живыми. Но это были ложные слухи.

Даже если правила короля Гая вызывали беспокойство среди людей, то достаток всё ещё оставил свой след в Вириди, да и в любом другом городе Ораноса, что посетил Йонас. Улицы были вымощены не грязью и камнями, а сверкающим булыжником. И витрины были не из глины, а из крепкого камня и дерева.

Это был дом тысячи граждан, что заплатили высокие налоги независимо от того, что за король сидел на троне, и они всё-таки жили хорошо. Никто не голодал, скитаясь по улицам в лохмотьях в поиске еды. Никто не умирал в переулках ,потому что ему было отказано в тепле и в ночном крове посреди холодной зимы, как это делали в Пелсии.

Но, в отличие от тех, кто на самом деле пережил боль и нищету, люди здесь не ценили то, что у них было. То, что они принимали это как должное, вызывало у Йонаса тошноту. Он не сомневался в том, что их слишком легко сломит то, что у них отберут их лёгкий образ жизни.

В целом, пелсийцы, в своей борьбе и наивных верованиях в неизбежность судьбы, были куда выносливее ораницев. Они выживали. И это было тем, что Йонас больше всего любил в своём народе.

Прогуливаясь по улице, он почувствовал, что кто-то схватил его за рукав плаща, останавливая посреди дороги.

- Ты, - к нему наклонилось уродливое лицо, и человек попытался рассмотреть Йонаса сквозь тень. – Я знаю тебя.

Йонас опасливо посмотрел на человека.

- Сомневаюсь в этом. Отпусти меня.

- Да, я знаю тебя, - улыбка медленно расцветала на его лице. – Ты тот мятежник, которого я видел на плакатах.

Йонас замер. Он бы предпочёл быть непризнанным этим вечером, если бы мог выбирать.

- Понятия не имею, о чём ты говоришь.

- Не волнуйся, парень. Я впечатлён, - невнятность его слов свидетельствовала о том, что он был пьян. Это особый день у оранийцев, день Огня, в который восславляли великую богиню Клейону. Праздник давал своим гражданам повод выпить больше вина, чем обычно, и наряжаться в оранжевые и жёлтые одежды, притворяясь вечным огнём своего божества. – Я думаю, я был бы хорошим мятежником. Мне нравится идея вытолкать короля в задницу прямо из мира живых!

- Я думаю, вы меня с кем-то путаете, - спокойно промолвил Йонас.

Он был не в настроении принимать сейчас рядовых граждан. Его встреча сегодня с представителями оранийцев была лишь для того, чтобы вытащить Лисандру и остальных.

Внезапно громкий треск вынудил его отпрыгнуть, и вокруг полыхнуло ярко-жёлтым светом. Кто-то кричал, и юный шестнадцатилетний блондин мчался по улице, его туника пылала. Он бросился лицом вниз в бочку с водой.

- Опять! – пробормотал пьяный. – Петрос, ты болван! - закричал он. – Ты собираешься убить себя, играя с огнём?

Мальчик вылез из бочки и бросил на пьяницу мрачный взгляд.

- Разум – это моё дело, старик!

- Ты сжёг мог дом, и это моё дело! Я тебя в этой бочке утоплю, если ты не сделаешь так, как я скажу!

Мальчик продемонстрировал неприличный жест старику, покосился на Йонаса и убежал прочь.

- Что это было? – поинтересовался Йонас.

- Это мой одержимый пожарами сын-идиот, - ответил мужчина, - он любит экспериментировать с нелепыми мыслями, что заставляют его делать большее, чем просто сжигать брови. Сегодня его оправдание в том, что это в честь богини огня, и он поджигает всё вокруг. Глупый мальчик.

У Йонаса не было времени на разговоры с пьяными местными жителями об их сыновьях. Он должен был присоединиться к Феликсу в таверне вовремя.

Пробормотав слова прощания и удачи, он успешно ускользнул от человека, но, прежде чем достиг трактира, почувствовал, что кто-то шёл за ним.

Двое чужих, один из которых вышел из тени и преградил ему дорогу.

- Вы посмотрите на этого королевского мятежника! – этот человек был на полфута выше Йонаса и имел длинный, кривой нос.

- Я похож на него, но я – не он, - промолвил Агеллон.

Второй человек имел светлые, сальные волосы и тонкое, бледное лицо. Он сдёрнул капюшон с головы Йонаса, чтобы лучше рассмотреть его.

- Да, ты тот, кто всадил кинжал в суку-королеву! Не стесняйся! Мы рады, что ты хорошо выполнил свою работу!

Всё больше оснований сбежать от них, если они собирались праздновать смерть женщины.

- Позвольте мне пройти, - прошипел Йонас.

- Да ладно! Это праздничная ночь, надо дружить!

- Дайте мне пройти, - сказал он снова, - или у вас будут проблемы.

Лысый рассмеялся и пнул своего друга.

- Он не весьма дружелюбен… Я думал, он нам поможет.

- В самом деле? – Йонас посмотрел на них. – И как же я мог бы вам помочь?

- Вон, видишь, на плакатах обещают награду… В то же время, я ценю тех, кто пытается отправить короля в его ледяную землю, чтобы его там похоронили, и я для этого мог бы использовать вон то золото.

Ещё одно доказательство, что подавляющее большинство оранийцев были жадными и эгоистичными.

Йонас не колебался. Он ударил лысого кулаком в челюсть, отталкивая его, шатающегося, и заставляя упасть на спину. Блондин схватил его сзади, и Йонас почувствовал холодное лезвие на своём горле. Он не вырывался. Лысый вытер кровь с нижней губы тыльной стороной ладони и оттолкнулся от земли.

Они были одни на улице, было темно, а до таверны слишком далеко.