Мишель Пейвер - Хроники Темных Времен (6 романов в одном томе) (ЛП) Страница 28

Вдруг Волк почуял совсем иной запах и даже ноздри раздул, чтобы лучше в нем разобраться. И тут же опасливо прижал уши. Шерсть у него на загривке встала дыбом.

Это было очень плохо! ПЛОХО ПЛОХО ПЛОХО!

Волк резко повернул назад и помчался предупреждать об опасности Большого Бесхвостого Брата.

Глава 14

– Что случилось? – прошептала Ренн, внимательно глядя на перепуганного волчонка.

– Не знаю, – тоже шепотом ответил Торак, чувствуя, как по спине у него ползут мурашки.

Птицы вокруг смолкли.

Ренн отцепила от пояса его нож и кинула ему.

Он поймал нож и кивнул ей в знак благодарности.

– Нам надо повернуть назад, – прошептала она.

– Нельзя. Как раз этот путь и ведет к Священной Горе.

Янтарные глаза волчонка потемнели от страха. Он медленно сделал несколько шагов вперед: голова опущена, шерсть на загривке стоит дыбом.

Торак и Ренн последовали за ним, стараясь ступать как можно тише. Можжевельник цеплялся за башмаки. Бороды мха своими тонкими пальцами елозили по лицу. Деревья стояли совершенно неподвижно, словно ждали, что будет дальше.

– Может быть, это не… – выдохнула Ренн. – Я хочу сказать, что это, может быть, просто рысь. Или другой волк.

Но Торак верил в такую возможность не больше, чем она сама.

Следуя очередной извилине тропы, они вышли к упавшей березе, которая все еще истекала кровью – сок лился из глубоких борозд, оставленных в ее коре огромными когтями.

Ренн и Торак не проронили ни слова. Оба прекрасно знали, что медведи специально оставляют когтями такие знаки на деревьях, когда хотят пометить территорию или отпугнуть других охотников.

Волк подошел к березе и принюхался. Торак последовал за ним – и сразу же вздохнул с облегчением:

– Это барсук!

– Ты уверен? – засомневалась Ренн.

– Царапины куда меньше тех, что оставляют медведи, и на когтях была земля. – Он обошел вокруг дерева. – У барсука передние лапы всегда выпачканы землей, потому что он в ней роется, всяких червяков ищет. А здесь он остановился, чтобы когти почистить. И пошел назад, в свое логово. Вон туда… – Торак мотнул головой на восток, за деревья.

– Откуда ты все это знаешь? – спросила Ренн. – Тебе что, Волк сказал?

– Нет. Лес. – И, поймав ее изумленный вгляд, пояснил: – Некоторое время назад я заметил малиновку, которая несла в клюве клочок барсучьей шерсти. Она летела с востока. – Торак пожал плечами.

– Ты так здорово распознаешь следы зверей?

– Отец делал это куда лучше.

– Зато ты делаешь это куда лучше, чем я! – призналась Ренн. В голосе ее не чувствовалось зависти, она просто признавала его превосходство. – Но почему барсук вдруг так испугал волчонка?

– Я не думаю, что это барсук его испугал, – сказал Торак. – Верно, это кто-то другой.

Ренн взяла его топор, лук и колчан со стрелами и протянула ему.

– На. Лучше возьми себе.

Они осторожно двинулись по тропе дальше. Волк шел впереди, за ним Торак, внимательно отмечавший любой след, и замыкала их маленький отряд Ренн, напряженно всматривавшаяся в лесную чащу.

Они сделали еще шагов пятьдесят, когда Торак остановился так внезапно, что Ренн невольно на него налетела.

Молоденькая березка все еще тихо стонала, но жить ей осталось совсем недолго. Медведь поднялся на задние лапы, чтобы излить свою ярость, и сломал верхушку дерева, а потом содрал с него кору, отчего бедная березка прямо-таки истекала соком; даже под корой на теле ствола остались глубокие борозды от медвежьих когтей.

– Не бывает таких огромных медведей! – прошептала в ужасе Ренн.

Торак не ответил. Мыслями он был в прошлом, в тех осенних сумерках, когда помогал отцу разбивать стоянку. Торак тогда еще пошутил, и отец рассмеялся его шутке. А потом вдруг Лес словно взорвался. Застонали вороны. Затрещали сосны. И из тьмы, царившей в чаще, появился еще более темный сгусток черноты…

– Это было давно, – вдруг сказала Ренн.

– Что? – не понял Торак. Она указала на ствол дерева.

– Кровь дерева уже застыла. Смотри, она почти черная.

Торак внимательнее осмотрел березу. Ренн была права. Медведь поранил березу своими когтями по крайней мере дня два назад.

Но, в отличие от Ренн, облегчения Торак не испытывал. Она еще не знала самого худшего!

«Теперь он существует только для того, чтобы убивать, – сказал тогда отец. – Убьет – и сила его сразу возрастает…» А когда красный глаз будет в зените, этот медведь и вовсе станет неуязвимым…

И вот доказательство. В ту ночь, когда медведь напал на них, красный глаз в небе светил уже очень ярко. Но еще не был таким большим, как сейчас.

– Он становится все больше, – пробормотал Торак.

– Кто? – ужаснулась Ренн.

И Торак рассказал ей, о чем говорил ему отец.

– Но… это ведь было почти целую луну назад.

– Я знаю.

В нескольких шагах от тропы Торак нашел три длинных черных волоска, зацепившихся за веточку примерно на высоте его роста. Он быстро отступил и сказал:

– Медведь пошел туда, в долину. Смотри: видишь, как здесь ветки смяты?

Но особой радости Торак пока не чувствовал: медведь мог запросто и вернуться по какой-нибудь другой тропе…

И тут из густой травы донеслось пронзительное «так-так». Крапивник!

Торак вздохнул с облегчением:

– Вряд ли медведь где-то рядом. Вон и крапивник запел.

Близилась ночь, и они наспех соорудили себе шалаш – согнули и связали вместе несколько молодых орешин, а сверху набросали болотной травы, собранной на берегу ручья. Вокруг было полно зеленого падуба, и это тоже давало ощущение укрытия, так что Торак и Ренн даже осмелились разжечь небольшой костер. Они съели несколько ломтиков вяленого мяса, но рыбные лепешки вытаскивать не стали: запах лосося любой медведь способен почуять и на расстоянии нескольких дней пути.

Ночь была холодной, и Торак до рассвета просидел у костра, завернувшись в спальный мешок и прислушиваясь к далекому реву Гремящих водопадов.

Почему отец никогда не говорил ему об этом пророчестве? Почему Слушающим оказался именно он, Торак? Что это означает?

Рядом с ним спал волчонок, во сне подрагивая ушками. Ренн тоже не легла и сидела, глядя, как какой-то жук пытается уползти прочь от огня по горящей хворостине.

Теперь Торак уже знал, что может доверять ей. Она многим рисковала, чтобы помочь ему; без ее помощи его побег вообще бы не удался. Это было совершенно новое ощущение – иметь союзника, товарища. И Торак решился: