Елена Голуб - Алые нити прошлого Страница 27

Верпетий мерил комнату шагами в ожидании, когда отец Василий организует встречу с епископом. Он уже было совсем отчаялся и подумал, что Его Святейшество отказался принять монаха сегодня, когда в комнату вошёл брат Андрий (личный помощник епископа) и сказал, что всё готово и он проводит юношу в покои Корнетти.

Когда Верпетий шёл по длинному каменному коридору, освещаемому лишь факелами в виде остроконечных цветов, то услышал, как колокол пробил один раз. Это означало, что с момента его разговора с отцом Василием прошло не меньше двух часов, а может, чуть больше. Судя по всему, епископ не очень-то обрадовался его просьбе, учитывая, сколько времени понадобилось учителю для организации свидания.

Тени на жёлтом кирпиче, отбрасываемые идущими людьми, извивались в причудливом танце трепещущего в кадках огня. Верпетию на мгновение стало не по себе от всей этой затеи, но решительность и человеческое любопытство, в конце концов, начали придавать молодому человеку нечто, отдалённо напоминающее храбрость. На какую-то долю секунды в нём даже проснулось тщеславие: «Кто знает, быть может, это мой шанс доказать всем, что я способен на большее, чем просто переписывать книги и чистить лошадей…». Покои епископа находились в самой отдалённой части монастырского комплекса, попасть в которую можно было, лишь минуя так называемый «туннель свободы» — именно его молодой католик принял за коридор. Смысл данного туннеля заключался в его мобильности и укреплённости, и попади монастырь вдруг в осадное положение — туннель всегда можно было использовать в качестве убежища. Он был достаточно широк и вместителен, так что в него могло за раз поместиться не менее пятисот человек. Кроме того, он имел одну полезную особенность: начинаясь внутри монастыря, он постепенно уходил вглубь и плавно перетекал в подземные помещения. Таким образом, та его часть, где располагались входы и ответвления в особо ценные помещения монастыря, оставалась в недосягаемости врага — под землёй. В случае нападения неприятеля всегда была возможность взорвать ту его часть, что находилась на поверхности, в то время как монахи оставались бы в неприступной подземной части, из которой также легко можно было попасть в основные помещения и оттуда — на земли комплекса.

Вопреки ожиданиям Верпетия, они с Андрием миновали тот боковой коридор, что по предположению первого из молодых людей должен был вести в покои епископа. Когда он спросил об этом своего проводника, тот невозмутимо ответил:

— Его Святейшество сейчас находится в обсерватории, он попросил вас встретиться с ним там.

— Но для чего тогда нам было идти через подземный ход? — недоумённо спросил Верпетий.

— Это также было желанием Его Святейшества, — спокойно ответил Андрий. — Кроме того, — добавил он, — Здесь находится самый короткий вход в обсерваторию.

Верпетий не сразу понял, о чём шла речь. Как может в подземелье находиться выход на самую высокую колокольню монастыря? Другие братья нередко называли обсерваторию «колокольней». Собственно, в действительности она когда-то ею и была. До прихода к власти Корнетти, который, искренне веря в Рай, Ад и страсти Христовы, не гнушался, тем не менее, изучением астрономии. Монахи рассказывали, что это был один из тех редких случаев, когда священнику в силу развитости его ума и величины заслуг перед Церковью, позволялось иметь увлечение, связанное с областью научных изысканий. «Мы не против учёных мужей-церковников, если они не смешивают науку и Веру, и отдают главенствующую роль в своей жизни последней из них», — таково было мнение Папы по данному вопросу, и никто не смел его оспаривать, зная, что и у самого Папы имеются кое-какие научные познания и увлечения.

Вот поэтому у Верпетия и засосало под ложечкой, когда Андрий сказал, что они направляются не в личные покои епископа. Епископ был не совсем такой, как другие священнослужители, а значит, может случиться так, что они с Корнетти вообще не смогут найти общий язык и понять друг друга. Наказание за то, что монах зря тревожит главного человека Веры в провинции, было одним — всегда суровое и беспощадное самобичевание во имя изгнания беса праздности и пустого любопытства. И Верпетий очень сильно переживал по поводу своей недостаточной образованности, а, следовательно, невозможности понять те или иные явления физического мира. В общем, к тому моменту, как монахи подошли к небольшой кованой двери в левой нише туннеля, Верпетий уже успел трижды пожалеть о затеянном им «мероприятии».

Когда Андрий отпер дверь, первое, что бросилось Верпетию в глаза, была темнота. Полная темнота, без каких-либо намёков на освещение огнём или хотя бы светом луны, проходящим сквозь щели. Из чего монах сделал вывод, что помещение за дверью, вероятнее всего, облицовано таким же плотным камнем, как и внутри всего коридора, по которому они передвигались. Из этого следовало также, что то, что было за дверью, находилось внутри монастырских стен и являлось чем-то вроде «потайного хода» в самой стене, не затрагивая общие комнаты монастыря на верхних этажах. Верпетий громко сглотнул набежавшую от страха слюну, когда Андрий обернулся к нему и, вежливо улыбаясь, предложил последовать за ним внутрь таинственного хода:

— Покорнейше прошу, только предупреждаю сразу — ступени очень крутые, а видимость здесь неважная — будьте осторожны, пожалуйста.

— К-к-конечно, — заикаясь, проговорил Верпетий и, на ходу читая про себя главную христианскую молитву, переступил порог.

Минуту спустя он понял, что они с Андрием поднимаются по какой-то высокой, спиралевидной лестнице, ступени которой и вправду были ужасно круты, так что приходилось буквально «не отрывать носа от пола», как выразился про себя Верпетий. Оглядеться как следует ему также не удавалось — единственным источником света в кромешной тьме был факел, который помощник епископа аккуратно вынул из подставки прежде, чем они вошли. Воздух в помещении был тяжёлый и влажный, пахло плесенью — впрочем, именно так и должно пахнуть абсолютно непроветриваемое подземелье. Однако Андрий, похоже, бывал здесь не единожды, а потому не жаловался, спокойно продолжая подниматься вверх.

Когда Верпетий насчитал двухсот пятидесятую ступень, он не выдержал, и, обратившись к проводнику, хранившему всё это время гробовое молчание, попытался пошутить:

— Брат Андрий, а уж не вознамерился ли ты убить меня в столь жутком месте, а тело моё оставить покоиться на этих ступеньках в назидании мокрицам и прочим подземным гадам?

Андрий остановился и, неловко развернувшись для ответа, поскользнулся, чуть не упав на собеседника. Верпетий успел его подхватить, а мгновением спустя не выдержал и истерически захохотал. Андрий поглядел на него как на душевнобольного: