Пастыри чудовищ. Книга 3 - Елена Владимировна Кисель Страница 26

Сказка писалась в мыслях, и была в ней Дева-Укротительница, которая ходит по коридорам и ищет — как бы поймать и запереть зловещий сон. И нойя-травница была — чернокудрая, погружённая в котлы и пробирки, поющая над ними протяжные песни. И девочка-сноходец — присела у изголовья зачарованной красавицы. А в оранжереях дикая пещерница вслушивалась в сны цветов.

В сказке был, конечно, рыцарь. Его Светлость Морковка, полный решимости свершить великий подвиг. Отыскать того, чей заветный поцелуй разбудит красавицу. Кого-то, чьё имя запретно и тайно. Не должно звучать под сводами, где уже обосновалось другое, скользкое и шипящее имя.

На пути к подвигу лежали тяжкие испытания. Нужно было нырнуть в омут… в тяжкий, каменный омут Водной Чаши — и прорваться через войско приветственных улыбочек, одолеть рой сплетен, устоять, не дрогнув, перед сторонними разговорами. Потому Его Светлость Морковка должен был надеть Сказочный Плащ Притворства. Улыбаться в ответ на ужимки, и всплёскивать руками, и наводить на нужные темы, и недрогнувшими пальцами копаться в чужой жизни. И нельзя повернуться и сбежать, пусть ты хотел бы лучше заняться сыскной работой на пару с Лайлом Гроски. И вообще, Дама — тоже в пропитанном ядом поместье, потому Рыцарь будет здесь.

Дамы бывают невыносимыми просто на удивление. В этом я убедился, когда открыл дверь своей комнаты и обнаружил Гризельду Арделл сидящей на полу перед камином.

— Господин Олкест, вы не ошиблись комнатой, — сказало волшебное видение, одетое в пламя, когда я застрял в дверном проёме. — Простите, что вторгаюсь вот так. Но мне кое-что срочно нужно.

Я закрыл дверь, каким-то уголком разума отметив, что мы оказались более чем в предосудительной ситуации. Прочая часть разума блаженно пустовала.

— Мой… э-э… пол в вашем распоряжении.

— Спасибо. Мне так думать легче, — повернула ко мне лицо, озарённое отблесками пламени. — У меня есть вопрос, на который из моих знакомых можете ответить только вы. Эвальд Шеннетский — кто он?

Та самая малая часть разума подсказала, что стоять с открытым ртом не пристало Рыцарю и вообще едва ли сказочно.

— Нет, не настолько, — ответила Арделл на мой взгляд. — Кое-что мне известно… но в самых общих чертах. А если вслушиваться в то, что говорят про Хромого Министра — сами понимаете.

Она взмахнула рукой, и я оцепенело пронаблюдал, как пламя в полутьме зашторенных окон придаёт её силуэту то ли огненную шаль, то ли крылья.

— И мне хотелось бы разобраться. Если Касильда права в своих догадках и за появлением веретенщиков стоит её муж — то что он за человек? Кто он такой? Понимаю, что прошу многого…

Немыслимого. Кто может сказать — что такое Шеннет, про которого говорят, что его тень — за каждой войной, каждым переворотом в Кайетте. Свергающий королей, играющий министрами и магнатами, переживший Ночь Искупления — что он такое… посланник иных, могущественных сил? Перевёртыш, продавший Дар и Душу, заключивший сделку с Владыкой Пустошей? Человек-тень, облеченный тайнами, будто непроницаемой бронёй, и кто проникнет сквозь неё…

Но чего не сделает Рыцарь — не ради улыбки Дамы, но ради того, чтобы пропала вот эта морщинка между её бровями?

— Я… постараюсь. Всё, что знаю, во всяком случае. Увы, это не так уж много, но если речь про Хромца — это не так уж удивительно.

Лихорадочно собираю в мыслях — цитаты из книг и ошмётки из статей, обрывки разговоров и рассказы бывших аристократов из обители в Алчнодоле. Подхожу, сажусь тоже на пол, совсем рядом с ней — чтобы можно было смотреть на пламя…

Прежде чем начать сказку — долгую, невесёлую, не имеющую конца. Сказку о мальчике в обнищавшем поместье, где герб с сияющим клинком скрывает под собой давнее предательство.

— …вы не задумывались о том, почему — Шеннетский? Белолисье — Шеннетен на древнем языке — это ведь Вейгорд, а не Айлор. Недалеко от Триграничья. Там — древняя вотчина предков Хромца, его исконное родовое поместье. Замок Лис, сейчас под чарами магической консервации. Всё потому, что больше двух веков назад один из Шеннетов перешёл на сторону Айлора. Виной тому была любовь… и единственный наследник рода присягнул королю враждебного государства, женился и отрёкся от старого герба…

Белый лис на зелёном фоне сменился клинком и лазурным полем — и имя тоже сгладилось и пропало: Шеннет вошёл в род своей жены и назвался Стимфереллом. Несмотря на то что род Шеннетских был древнее.

Знак Мечника, «Отвага и честность»… Перед глазами мелькают страницы рыцарских хроник — и имя Стимферелл, неизменно отмеченное знаком чести и клинка.

— Это был род истинных Мечников — полководцев, воинов, охранников. В родовых хрониках говорится, что даже Камень отметил их знаком особой милости: родовой Дар, каждый следующий наследник рождался Мечником… не меньше девяти поколений, это большая редкость даже в аристократических семьях. У Линешентов, например, в основном Стрелки, но были и исключения. Здесь же был даже родовой атархэ — Белый Лис, клинок, мощь которого можно только вообразить.

Родовые атархэ с каждым поколением набирают силы — особенно если Дар наследников один и тот же. И девятиколенный клинок… Единый, хотелось бы узнать мне, куда он пропал. Ходили слухи, что Эвальд Шеннет на нём заключил кровавую сделку или даже отдал в уплату за что-то невообразимое. Но я больше верю, что Ашильда Стимферелл сумела не отдать Белый Лис в руки беспутного сына.

— К сожалению, Дар Клинка и родовой атархэ были единственным ценным приобретением семьи Стимфереллов за два столетия. Может, они старались загладить свою дурную славу — всё-таки из Вейгорда… Но они никогда не гнались за прибылью или должностями. И отличались высочайшей принципиальностью. Словом, они были все несколько похожи на Дерка Мечника, кузена Илая Вейгордского, только…

Едва ли умели вести дела. Рыцари и полководцы ведь редко сражаются с цифрами — чаще с противником. Разят не счётами — клинком. А досуг проводят в охотах или тренировках — не за бумагами.

И потому сказка моя начнётся в сыром и мрачном поместье. В поместье со скрипучими полами, пропитанном сквозняками и с полуобвалившимися стенами. Я ни разу не был в замке Стимфереллов, но словно вижу его — сошедший с гравюр почтенный каменный старик. Дышащий памятью о славных деяниях предков. Гобелены и портреты, и славные истории, и