Владимир Михальчук - Вернуть себе клыки Страница 24

К моему удивлению больше в таверне народа не наблюдается. Интересуюсь этим вопросом.

– Ряды мужиков-шовинистов редеют, – тяжело вздыхает Бьёрни. – Кто-то женился, кто-то пал в неравном бою при обороне таверны.

– Это как?

– Видишь ли, мой кабак штурмовали еще с вечера. Большинство клиентов посчитало, что война такого не стоит. И все они разошлись по домам – делать приятное женам. А мы, холостяки, остались до последнего.

– Понятно, – киваю и опорожняю второй стакан «от заведения». – Веришь, глубокоуважаемый Бьёрни, записывай меня в ваши ряды. Мне тут невероятно понравилось!

– Лады! – соглашается бармен. – Вот только скажи мне, как у тебя предстоят дела с законом?

– Не слишком, – неопределенно вздыхаю. Чего мне скрывать от этих замечательных мужчин. – Пару часов назад я убежал из тюрьмы.

Наступает звонкое молчание. На одной из колонн начинают позванивать музыкальные часы. Из маленькой дверцы выбирается крохотная серая мышка.

– Пи-пи, – говорит она. – Пи-пи. Два часа второвечерника. До первоутрия осталось пять часов.

Дверца закрывается, все смотрят на нее.

– Герой! – оглушительным басом орет четырехрукий демон и всем ладонями хлопает меня по спине. От всей души поздравляет. Едва не испускаю дух.

– Вот это да! – восхищается высокий тип в костюме. – Неужели среди нас теперь есть настоящий преступник!

– Государственный! – изумленно вскрикивает Бьёрни. – Народ, он настоящий го-су-дар-ствен-ный преступник!

– Троекратное ура герою! – дружно выкрикивают шовинисты.

Я не совсем понимаю их радость, но в расспросы не вступаю. Мало ли, чего им во мне понравилось?

Мы лакаем амброзиум из громадных стаканов. Потом счастливо бьем посуду в пьяном угаре. Демон и карлик затевают потасовку – разошлись во мнениях относительно внешней политики Валибура. В сусло пьяный жабоборотень, работник кухни, сидит перед настенным зеркалом и напевает «Гимн шовинистов» своему отражению.

До меня доносится только один куплет, исполненный трескучим голосом.

Что может лучше быть мужчины?Такого нет, и быть не может!Мы – мужики, и мы – едины!Кто не согласен – тому по роже!На словах «по роже» повар изо всей мочи трескает кулаком в зеркало. Стекло, к моему удивлению, не разбивается. Видимо, Бьёрни Каркович побеспокоился о безопасности заведения.Тем временем вороноборотень признается, что всю жизнь мечтал сделать что-то такое…

– Такое преступное сделать я хотел, – он мертвецки пьян и едва ворочает языком. – Шовинист ведь – настоящий экстремал, понимаешь? Мы же яро настроены на победу мужчины над женщиной! Понимаешь? А ничего не делаем, сидим только в баре и набираемся каждый вечер… Да еще отбиваемся изредка от престарелых феминисток… Понимаешь?

– Пони… ик! … маю, – побулькиваю из своего стакана.

Рассказываю владельцу таверны о том, как стал государственным преступником. А еще сетую на несправедливую жизнь и бормочу про то, как меня нагло женили на одной красавице.

– Она некромантка, пони… ик! … маешь? – говорю Бьёрни. – Мертвецов потрошит. Женился на ней… ик! На свою голову. Теперь боюсь, как бы она меня в зомби не превратила. Или еще хуже – в хомункулюса.

– Не переживай, – бармен поднимает твердо сжатые кулаки. – Прорвемся, брат!

Позже между нами разгорается спор на весьма интересную тему. Я доказываю, что женщин надо любить и уважать хоть изредка. Он возражает и рычит, мол, каждую «стерву» надобно утопить в шампуне.

– Пусть только бульки пускает… – говорит Бьёрни.

– Зачем топить? Лучше любить!

– Во-во, – поддерживает он меня. – Залюбить до смерти!

– Зачем? – не понимаю оппонента. А еще говорят, что пьяный пьяного с полслова понимает.

– Не знаешь зачем? Да ведь бабы теперь даже в святая святых забрались! – орет он и стреляет из пулемета в потолок. Летит деревянная стружка, сыпется известь и штукатурка. – Писательство во все времена считалось исключительно мужским занятием! Ну?…

Бьёрни выжидающе смотри на меня.

– Ну? – поддерживаю беседу и прихлебываю из стакана.

– Вот тебе и «ну»! – ревет владелец таверны. Рядом четырехрукий демон бросает рожей об стойку высокого типа в пиджаке. – Ты пойми, писать должны только мужики. А бабы – нет.

– Почему?

– Ты читал последние книги хоть какого-нибудь издательства? – спрашивает он.

Мне остается только признать, что за оперативной деятельностью я не только книг, но и света белого не вижу.

– Так вот, неграмотный мой, – поясняет Бьёрни. – Женщины создали новый вид второсортной литературы. А именно – Женскую Юмористическую Фантастику. Нет, я не имею в виду Великую и Единственную Писательницу, госпожу Громыхайко – она у нас исключение. Но остальные…

– Что там такого, в этой женской литературе? – совершенно не понимаю собеседника. Не могу себе представить, чего же такого надо написать, чтобы тебя мечтали утопить в геле для душа?

– А то! Ересь! – говорит бармен. – Картонные персонажи, никакущие миры, хрень, одним словом…

– Да ладно тебе, – тоном темного и неначитанного человека пытаюсь его успокоить. – Может, не все так страшно, как тебе кажется?

– Очень страшно! – замогильным голосом рокочет Бьёни. – Тут…

Договорить он не успевает.

Стена таверны, та самая, где находится дверь, разлетается на мелкие кирпичики. Некоторое время в облаке пыли стоит одинокая дверная створка. Но и она падает в груду обломков, издавая сиротливый скрип.

В образовавшуюся брешь лезут орущие женщины. Тушь, помада и румяны потекли, ногти сломаны, не хватает накладных ресниц и париков. Феминистическое воинство выглядит очень страшно и источает смертельную опасность. В руках девиц поблескивают оторванные конечности железных големов и покореженные остатки орудийных башен.

– На штурм! – орет седая бабулька в инвалидной повозке.

– Бей мужиков! – оглушающий визг разносится по таверне.

Дерущиеся демон и высокий тип в пиджаке останавливаются. Они поднимают головы и стремительно бледнеют, увидев толпу.

– Международная Женская Но-о-о-о-очь! – вопит кто-то.

Орда бабуль и матрон захлестывает помещение.

В последний момент бармен перегибается через стойку и хватает меня за воротник. Рывок, я перелетаю на его сторону. За мной о дубовую столешницу ударяются женские тела. В таверне с бедных шовинистов сдирают последнюю одежду.

– Давай сюда! – командует Бьёрни.

Он пинком открывает небольшую дверцу за широким рундуком с бутылками. И бросает меня в темный проход.