Дремир. Беспечные. Том 3 - Ник Вернер Страница 239

— А рука не сильно болит? — робко спросила она.

— Уже и забыл.

Через полчаса гуляний по лесу я всё же решил, что надо найти себе дерево, пока я не забыл, зачем сюда пришёл. Не откладывая это в долгий ящик, я огляделся по сторонам и, выбрав дерево потолще, сошёл с тропы и потащил Настеньку за собой.

У дерева она всё же частично разоружилась: сняла перчатки, шлем и отстегнула портупею с ножами — теперь я её хоть как-то обнять смог.

Мы устроились поудобнее на мягкой зелёной траве и оба прислонились спинами к дереву. Настенька положила мне голову на плечо. В меня потекла ни с чем несравнимая дремирская магия. Мне было так хорошо, что я чуть не замурлыкал от переполняющего меня счастья, вспоминая подобное ощущение с прошлого раза, когда меня вылечил Яромир. Правда, тогда у меня не было Настеньки, и я лишь мог думать о том, чтобы был бы не прочь с ней обняться для полного счастья, а сейчас и она была рядом.

Не знаю, сколько мы так просидели, но мне кажется, что я даже успел задремать, потому что однозначно проснулся оттого, что меня кто-то легонько затормошил. Проснуться-то проснулся, но глаз не открыл. Вставать и куда-то идти совсем не хотелось.

— Просыпайся, соня, — чмокнули меня в щёку, а потом обняли ладонями за шею и потерлись носиком об мой нос.

— Не хочу, — по-доброму буркнул я. — Буду здесь жить.

— Боюсь, что тебя съедят медведи, — засмеялась Настя, — пока я буду на вечерней тренировке. Слишком уж ты безмятежно выглядишь.

Я нехотя открыл один глаз и увидел улыбающееся лицо. Оно было на фоне вполне дневного неба, и я решил, что для вечерней тренировки ещё всё же рановато.

— Кто-то меня тут обманывает, — по-доброму возмутился я, открывая второй глаз. — До вечера ещё далеко.

— Просто хочется тебя затискать-затискать, — слегка закрутила моей головой Настенька, — а мы не дома.

— Ну, пошли подальше в лес отойдем, — улыбнулся я, беря её за руки, чтобы мою голову оставили в покое.

— Идём! — воодушевились Настенька и тут же подскочила.

От тропы мы удалялись с четверть часа и даже случайно набрели на небольшую зелёную лесную полянку, у одного края которой росли какие-то цветущие и жутко ароматные кусты с меня ростом. Однако в них мне понравилось совсем другое — они росли своего рода шатром, образуя отличную зелёно-романтичную нору с мягкой подстилкой из травы — то, что надо для стеснительных девушек. Правда, я уже давно сомневался, что моя девушка стеснительная.

Я подвёл свою девушку к этому отличному «месту для поцелуев» и строго заявил:

— Тискать себя не дам, пока хотя бы доспехи не снимешь.

— Снимай что хочешь! — весело сказала она и расставила руки в стороны.

Я взял из её рук шлем, положил на траву и принялся расстегивать портупею.

— И давно ты такая смелая? — невозмутимо поинтересовался я.

— Всегда была! — веселилась Настенька.

— И куда делась та робкая девушка, которую я знал, — наигранно вздохнул я, переходя к застежкам на куртке доспеха.

— А ты засмущай меня! — бросила мне вызов Настенька. — Может, обратно стану робкой… На время, — и, показав мне язык, дотянулась и лизнула меня в нос.

— Сама напросилась, — усмехнулся я.

Когда Настенька осталась босиком и в одной лишь рубашке до середины бедра, я расшнуровал завязки на её шее и ехидно скомандовал:

— Танцуй!

— Легко! — азартно приняла вызов Настенька и закружилась по яркой солнечной поляне в плавном и грациозном танце.

У неё настолько это изящно получалось, что мне казалось, что я даже слышу музыку за её движениями…

Вот только в этих самых движениях она совсем не стеснялась, и мне казалось, что засмущать она намеревается меня. Уж точно могу сказать, что порой рубашка ей даже мешала… В общем, на всякий случай я в тихую накрыл всю поляну непрозрачным снаружи «коконом», чтобы никто её случайно не отвлёк. А когда я уже не смог «равнодушно» стоять, скрестив руки на груди, и «невозмутимо» смотреть на этот вызов моему мужскому началу, пришлось её ловить и «смущаться» дальше вместе…

К началу её вечерней тренировки мы всё же добрались в срок, и, скромно распрощавшись у ворот ристалища, я побрел домой сам. На этот раз она меня уже не уговаривала на себя воинствующую смотреть. Может, наконец, решила, что ей больше не надо усиленно пытаться мне понравиться.

Через квартал я вдруг вспомнил, что должен был сегодня учить Настеньку обращаться с Факелом, но тут же сам перед всеми отмазался.

«Извините, мужики, — подумал я, непроизвольно почесав затылок, — но я сегодня был занят».

Ни Мирияр, ни дерево меня не слышали, но я был уверен, что они меня поймут. И даже мой внутренний голос как-то подозрительно молчал и не ехидничал. Видимо, сегодня моя совесть была чиста в кои-то веки.

А вот дома оказалось, что заняться мне решительно нечем, и, чтобы не портить временное перемирие со своей совестью, я засел за свой блокнот и принялся сочинять «воздушные» и «земные» стишки для Насти с Мареной. Мирияр свой «водный» стих пусть сам изобретает: что от него требуется, он знает в полной мере, к Любомиру на лекции тоже ходил.

Правда, я и не надеялся, что смогу вдруг научить друзей Силе Слова, поэтому пришлось самому сочинять и то, как «активировать» всё, что они наговорят.

За те два часа, что Настенька отсутствовала, у меня мозг окончательно вскипел, но что-то я всё же придумал и записал, а потом захлопнул ненавистный блокнот и улегся на стол поверх него.

«Устал я, — сознался я сам себе. — Во всех смыслах этого слова. Не знаю, как люди выживают посреди всей той бури эмоций, что свалилась мне на голову в последнее время. Наверное, всё же всего должно быть в меру. Даже радости. А то как-то мне уже начинает становиться грустно… Будто я ярко пылал костром весь день и не заметил, как сжёг все дрова. Одни лишь угли остались, да и те еле тлеют…»

В состоянии этой внезапно накатившей меланхолии меня и застала Настенька. Она, не подкрадываясь, подошла к столу и, нагнувшись, заглянула мне в лицо. Я даже не пошевелился.

— Всё ясно, — утвердительно сказала она и ушла.

Не знаю,